Империя волков

Меховщица закурила, выпустив струю голубоватого дыма.

– Что ты хочешь знать?

– Когда она приносила свои изделия?

– В конце дня.

– Одна?

– Одна. Всегда.

– Ты знаешь, каким путем она ходила?

– По улице Фобур-Пуассоньер. Вечером там толпа – если ты об этом спрашиваешь.

Шиффер перешел к вопросам общего порядка:

– Когда Руйя Беркеш приехала в Париж?

– В мае две тысячи второго. Ты виделся с Мариусом?

Он проигнорировал вопрос.

– Какой она была?

– Крестьянка, но она знала город.

– Адану?

– Жила в Газиантепе, потом в Адане.

Шиффер наклонился к ней – последняя фраза заинтересовала его.

– Она родилась в Газиантепе?

– Кажется, да.

Шиффер начал ходить по комнате, машинально притрагиваясь к безделушкам.

– Грамотная?

– Нет. Но современная. Не раба традиций и обычаев.

– Она гуляла по Парижу? Ходила куда-нибудь? В клуб или в кино?

– Я сказала – современная, а не сбившаяся с пути. Руйя была мусульманкой. Ты не хуже меня понимаешь, что это значит. Но в любом случае она ни слова не говорила по-французски.

– Как одевалась эта девушка?

– По западной моде. – Гозар повысила голос. – Шиффер, что ты ищешь?

– Я хочу понять, как убийце удалось застать ее врасплох. Девушка, которая сидит дома, ни с кем не разговаривает, не развлекается – к такой не очень-то подберешься.

Разговор не клеился. Они задавали те же вопросы и получали те же ответы, что и час назад в другом месте. Поль подошел к окну, выходящему на мастерскую, и отдернул занавеску. Турки продолжали работу: деньги переходили из рук в руки над мехами, прикорнувшими на прилавках, как уставшие зверьки.

За его спиной прозвучал новый вопрос Шиффера:

– Что было у нее на уме?

– То же, что у остальных: "Тело мое здесь, мысли – там..." Она думала лишь о том, как бы поскорее вернуться домой, выйти замуж и завести детей. Здесь она жила "на чемоданах". Трудилась, как муравей – шила на своей машинке, делила квартиру с двумя девушками.

– Я хочу с ними поговорить.

Поль перестал слушать, наблюдая за суетой на нижнем этаже. Все, что там происходило, выглядело меной, древним обрядом. Слова Шиффера дошли до его сознания:

– А ты сама что думаешь об убийце?

Молчание Гозар продлилось так долго, что Поль обернулся.

Турчанка встала и подошла к окну. Глядя вниз, она прошептала:

– Я думаю... думаю, тут скорее политика.

Шиффер подошел к ней.

– О чем ты?

Она резко обернулась:

– О том, что это дело затрагивает интересы других людей.

– Черт бы тебя побрал, Гозар, да объясни же мне все толком!

– Мне нечего объяснять. В квартале поселился страх, и я не исключение. Никто не станет помогать тебе.

Поль вздрогнул. Молох из ночного кошмара внезапно показался ему реальным существом. Каменный бог-истукан, приходящий за добычей в подвалы и трущобы Маленькой Турции.

Тейзе заключила:

– Свидание окончено, Шиффер.

Сыщик сунул блокнот в карман и отступил, не собираясь настаивать. Поль бросил последний взгляд вниз.

В это мгновение он его и заметил.

В здании склада появился еще один темноволосый усач в синей адидасовской куртке. В руке он нес коробку. Мужчина машинально поднял глаза, встретился взглядом с Полем, и лицо его исказилось от ужаса.

Он бросил коробку на прилавок, сказал несколько слов стоявшему у кронштейна с вешалками рабочему и пошел назад к двери. Последний взгляд, брошенный им наверх, подтвердил догадку Поля: страх.

Полицейские спустились вниз. Шиффер раздраженно буркнул:

– Старая кляча достала меня своими тонкими намеками! Чертовы турки... Все они ненормальные, настоящие психи...

Поль ускорил шаги, выскочил за порог и успел заметить скользнувшую по перилам смуглую руку. Усач бежал со всех ног.

Он шепнул вышедшему следом Шифферу:

– Скорее.

36

Поль добежал до машины, скользнул за руль и одним движением повернул ключ в зажигании. Шиффер едва успел сесть рядом.

– Что происходит? – буркнул он.

Поль, не отвечая, тронулся с места. Силуэт турка мелькнул в конце улицы Сен-Сесиль. Поль повернул направо, на шумную, забитую машинами улицу Фобур-Пуассоньер.

Человек шел очень быстро, пробираясь через толпу поставщиков, обычных прохожих, торговцев блинами и питой, и то и дело затравленно оглядывался через плечо. Он направлялся к бульвару Бон-Нувель. Шиффер снова спросил недовольным тоном:

– Может, все-таки объяснишь наконец, в чем дело?