Контр-адмирал Мазур идет по следу агента иностранной спецслужбы, но за...
Данил Данилович, их коллега за соседним столом, прислушался, подтвердил:
– И я читал. Это самые старые мифы, забытые уже при нашествии данайцев. Потом память о прекрасной титаниде забылась, а остались слухи о злобной женщине со змеями на голове…
Дмитрий, скептически улыбаясь, сказал:
– Сперва дайте мне параметры совести. Что такое вытеснение или интериоризация – я могу описать. Дайте мне формулу порядочности, и я тут же ставлю опыт.
В обед сотрудник из соседней лаборатории сказал, пока стояли в очереди в буфет:
– Рискуете, братцы… Все, что изобретается, легче обратить для разрушения. Атомная энергия, например… Пока научитесь делать людей оборотнями, сколько их превратите в… боюсь сказать, во что. Ломать легче, чем строить.
– Рискуем, – согласился Дмитрий. – Однако вся наша жизнь – риск. Сейчас же, как мне кажется, при нашей нервной, сумасшедшей жизни с ее бешеным ритмом… все больше вокруг метастабильных людей! Все мы в той или иной мере нестабильны. Малейший толчок – и с нами черт-те что делается…
Перед концом работы в лабораторию заглянул Макар Макарович, проныра из зала машинных расчетов.
– Дмитрий Львович, – сказал он, интригующе улыбаясь, – вас дама ожидает… Симпатичная такая… Ай-яй-яй!.. Конечно, быль молодцу не в упрек, но вы уж совсем законспирировались…
Дмитрий побелел от ярости.
– Послушайте, – сказал он свистящим шепотом. – Скажите этой даме, пусть убирается к такой матери! А то позову милицию. Свинство, уже и на улице проходу нет!
– Дмитрий Львович, как можно…
– К такой матери, – подтвердил Дмитрий мрачно. – Не забудьте!
Макар Макарович исчез. Александр осуждающе покачал головой.
– Зря ты так… Явно же не просто так… И ты любил, и она же не зря так…
– Заткнись, – прервал Дмитрий резко.
И вдруг дверь лаборатории резко распахнулась. На пороге стояла та самая девушка, «глаза на ножках». Ее лицо пылало гневом. Она шагнула вперед, прежде чем растерявшийся Дмитрий успел подняться с места. Пальтишко ее распахнулось, бледное лицо разрумянилось. А глаза… В них была боль. Всесокрушающая, черная…
Александр хотел что-то сказать, но язык прилип к гортани. Он разом понял причину нарушений метастабильности. Для этого стоило только взглянуть ей в глаза.
А ее страшный взгляд был направлен на Дмитрия. Ее черные волосы развевались вокруг бледного лица, придавая странно знакомое сходство… С кем?..
Она все сильнее и сильнее вонзала взгляд за спину Александра. Тот отступил на шаг, удивляясь, почему друг внезапно замолчал.
И пальцы его наткнулись на еще теплый камень.
Странный мир…
Длинная ящерица грелась на пригорке. Я уже начал осторожно приближаться к ней, держа сачок наготове, как вдруг сверху в просвет между деревьями скользнул белый блестящий диск и грузно опустился среди цветов.
«Летающее блюдце» – понял я, все еще держа сачок наготове. «В лесу… Может, тоже редких ящериц ловят? Вот бы влезть к ним, полетать по другим мирам!»
Дверца раскрылась, на траву выпрыгнули два зеленых человечка. Первый раскрыл рот и сразу затараторил:
– Какие краски, какой вид!.. А фауна, а флора! Бесподобно!!!
– Сумел, старик, – отозвался второй, – ничего не скажешь… Лебединая песня. А какие изумительные растения измыслил!
Я сидел за кустом удивленный, что все понимаю. Правда, я точно так же восхищался природой и потому, в конце концов, решил, что ценители прекрасного всегда друг друга поймут, даже если с разных планет, язык прекрасного у них один.
Оба существа, восторженно вереща, расползлись в разные стороны, осматривая каждый камушек, каждую травинку. Скоро один удалился за пределы слышимости, а второй пошел на четвереньках, рассматривая букашек, и скоро оказался перед кустом, где прятался я.
Видя, что он вот-вот боднет меня, а потом еще вдруг помрет с перепугу, я приподнялся и сказал очень вежливо:
– Здравствуйте, не правда ли, чудесный день?
Зеленый человечек вздрогнул, затравленно оглянулся в поисках блюдца, но оно оказалось за моей спиной.
– Здравствуйте! – пролепетал он. – А в-в-вы кто?
– Человек, – ответил я. – Хомо сапиенс. Хомо хабитулус. И еще человек, которому нужно знать, почему вы здесь очутились?
Он испуганно косился на мое лицо, которое должно было казаться зверской рожей, ибо мои худые бледные руки рядом с его лапками выглядели лапищами лесной гориллы. Когда я улыбнулся, он задрожал при виде моих зубов: