Крючок для пираньи

— Кто? — спросил он, помня о бдительности.

— Друг Миша, — ответили из коридора.

Кацуба энергично вошел в прихожую, держа перед собой большую белую кружку с темным дымящимся содержимым. В коридоре маячил еще кто-то, но следом не вошел.

— На, — Кацуба сунул ему кружку. — Быстренько жри кофе, и пойдем по делам, их у нас с утра немеряно…

Мазур принялся хлебать кофе, делая перерывы для того, чтобы влезть в джинсы, в рубашку, надеть носки. Кацуба притопывал от нетерпения. Лицо у него было самое обычное, любой посторонний свидетель мог бы поклясться, что человек этот находится в приятном настроении и житейскими невзгодами не обременен. Мазур представлял, сколько нервов отнимает такая вот внешне беззаботная вывеска, но ничего, конечно, не сказал. Какие тут, к черту, душевные сочувствия вслух?

Они вышли в коридор. Человек, дожидавшийся там, выглядел самым обыкновенным обитателем заполярной глубинки, угнетенным реформами и малость обнищавшим, но не запившим — и лицо было соответствующее, и одежда, смесь дешевого импорта с армейским камуфляжем. Фигура по нынешним временам примелькавшаяся.

— Это Паша, — сказал Кацуба. — Все собирался вас познакомить, да как-то руки не доходили… Пошли? В планах у меня — сначала щедрый человек Илья, благо приглашал заглянуть, а потом… ну да вы знаете.

Паша молча закинул на плечо увесистую кожаную сумку, и они не спеша поднялись на четвертый этаж.

— Хочешь хохмочку? — спросил Кацуба. — Из кругов, близких к маленьким зелененьким экологам, дошли слухи, что нам хотят устроить пресс-конференцию. С участием иностранных журналистов, каковые тут обнаружились в количестве аж шести.

— В ч е р а ш н и е? — спросил Мазур.

— Не только, — сказал Кацуба. — Подозреваю, остальные — самые настоящие. Сюда, оказывается, съехалось десятка полтора отечественных акул пера, не считая импортных. В столицах умело и ненавязчиво раскручивают шумиху вокруг здешних трагедий. Так что не врал покойничек Прутков насчет резонанса…

— И что говорить будем? — мрачно спросил Мазур. — Засветимся же, однозначно…

— Конечно, засветимся. Как пить дать. Но далеко не сразу… А собственно, почему мы должны засветиться? Пока разберутся и выяснят, что питерского института, нас сюда направившего, не существует в природе, мы, хочется верить, будем уже далеко… Меня интересует другой нюанс. Мы, естественно, будем говорить чистую правду — что никаких контейнеров не обнаружили, пока что местные придурки воюют с ветряными мельницами. И вот тут-то по всем канонам жанра непременно начнется панихида с танцами. От нас же настойчиво добиваются, чтобы мы подтвердили совсем даже обратное… Так что последствия грядущего брифинга я пока и просчитывать не берусь.

— Знаешь, что я бы сделал на месте э н т и х? — сказал Паша. — Забросал бы «Морскую звезду» газовыми гранатами. Аргумент — весомее не придумаешь.

— Гуманист ты, Паша, — покрутил головой Кацуба. — И глаза у тебя добрые…

— Я серьезно. Аргумент убедительнейший. Учитывая, что в город слетелась масса журналистов, эффект был бы оглушительный.

— Да понимаю я… — поморщился Кацуба. — Все правильно — питерское судно с мертвым экипажем, очередной «Летучий голландец»… Вот только Степан Ильич мужик толковый и подобного финала не допустит. К нему с газовыми гранатами так просто не подойдешь. В чистом море особенно… стоп! Господа мои, а ведь у нас уже был один «Летучий голландец»…

Он не успел развить тему — остановились у дверей четыреста пятнадцатого. Кацуба деликатно постучал — потом забарабанил гораздо грубее.

— С этажа он не спускался, — сказал Паша. — Ручаюсь. Я бы засек.

— Ну тогда давай, благословясь…

Паша открыл стенной щиток с тумблерами и выключателями, добыл из сумки убедительно выглядевшие инструменты и принял позу нерадивого электрика, долго медитирующего перед работой, дабы вдохнуть в себя силы и отвинтить хотя бы винтик для начала.

— Если что — бежим быстрее лани… — процедил Кацуба Мазуру.

Наклонился, заглянул в замочную скважину, удовлетворенно хмыкнул, достал блестящую стальную штуковину, этакую помесь амбарного ключа с консервным ножом, приладил, пару секунд повозился — и замок щелкнул.

Костяшками пальцев приоткрыв дверь, Кацуба прислушался, кивком велел Мазуру следовать за ним.

Гостиная оказалась пуста, спальня — тоже. На постели лежала одежда, в углу негромко, женским голосом бормотал репродуктор: