Они смотрели на нее с надеждой. Ковакко сказал громко:
— Хакама права. Пусть он даже каждую ночь будет проникать в лагерь и убивать по сто человек. Но с нами сто тысяч отборной конницы! И все время прибывают новые отряды.
— Да, конечно, — подал голос Россоха. — Хакама права, да и ты прав. Но что, если в следующий раз в числе этих ста погибших будем мы семеро? А Хакаме он не ограничится предостережением?
В палатке повеяло зимой. Ковакко передернул плечами, съёжился. Другие колдуны кутались в халаты, переглядывались с неуверенностью.
Хакама снова вскинула руку, ее тонкие пальцы едва не коснулись шеи, но опомнилась, засмеялась и сказала властно :
— Мы настолько сильны, что даже скрываем свою силу. Но полагаю, сейчас пора поделиться друг с другом своей мощью. Не секрет, что каждый из нас имеет какие-то безделушки, что накапливают магию. Мы мало обращали внимания на все эти скатерти-самобранки да сапоги-скороходы, ибо движением пальца делали больше и лучше, но теперь...
Беркут с досадой стукнул кулаком по колену:
— Я дурак! Мне сколько попадалось таких вещичек! Посмотришь с любопытством: как это, мол, эта накапливает, а остальные нет, и отбрасываешь. Эх, если бы тот ум, что у нас сзади, да вперед...
— Так у тебя ничего нет? — удивилась Хакама;
Беркут буркнул:
— Есть одно колечко... Вот оно. Безделица. Если в сон клонит, стоит потереть — сразу как огурчик. Ходишь вприпрыжку. Но уже наполовину потускнело. Значит, еще пару раз попользую, и станет обычным кольцом. Так что берегу.
— И это всё? — спросила Хакама настойчиво.
— Всё, — ответил Беркут сердито.
Колдуны украдкой переглядывались. Врет Беркут, врет. Это Богоборец чистосердечно выложил все свои тайны, даже день и час рождения назвал, но никто из них не скажет, что у них есть. Даже тот, у кого ничего нет, сделает вид, что есть нечто огромное и ужасное, но просто бережет для нужного случая. Когда боятся — тогда уважают. Со слабыми не считаются ни звери, ни люди, ни колдуны.
Хакама оглядела их лица, складка на лбу стала глубже.
— Ладно, — сказала она тверже, — никто не выложит своё самое важное. Это понятно. Но когда придет решающий миг, я хочу, чтобы никто из вас не заколебался использовать всю ту мощь, что у вас есть!
Холод сгустился, чародеи ёжились, словно в шатер ворвался еще и холодный зимний ветер, что внезапно и страшно пронизал до мозга костей незащищенные тела.
Они помнили свою первую битву с Богоборцем.
Со стороны главных городских ворот раздались крики. Олег видел, как Скиф с мечом в руке ринулся между домов. Следом побежали воины, но кричали не свирепо, а скорее восторженно.
Он влез на стену, с той стороны ворот сотен пять гелонов отражали нападение легкой конницы агафирсов. Отбивались умело, выставляя копья, сшибая с седел, а, тем временем ворота распахнули, на помощь высыпала толпа горожан.
Скиф заорал предостерегающе, меч в его руке заблистал как молния, когда он врубился в гущу агафирсов. Среди подошедшего войска выделялся статный воин в доспехах гелона...
— Турч, — вырвалось у Олега, — цел... Говорят же, что так просто герои не пропадают...
А Турч и Скиф, двое самых умелых, плечом к плечу прикрывали отступление потрепанного войска ополченцев. Со стен на агафирсов летели камни, по всадникам часто и прицельно били из луков.
Плечом к плечу они оба и отступили за ворота. Там с боков набежали, разом навалились на створки, сдерживая напор агафирсов, заложили в петли целое бревно.
Олег, не помня себя, сбежал со стены, обнял Турча:
— Как?.. Как ты уцелел?
Турч, сильно похудевший, измученный, сдавил Олега так, что у того вырвался стон.
— Не только я, не только!.. Семьсот человек удалось собрать из уцелевших. Мы сперва побили несколько отрядов, что искали продовольствие, разграбили и сожгли обозы, а потом решили пробиваться к городу. К счастью, у них что-то там случилось ночью, иначе нам так легко не удалось бы к воротам...
Скиф вмешался, толкнул Турча:
— Иди в мои покои. Помойся, отдохни. Тебя шатает, как тростник на ветру! Ты сумел спасти людей, не бросил их, у меня не будет лучше военачальника. Иди, а я пока за тебя здесь пораспоряжаюсь...
Турч скупо улыбнулся.
Только к полудню Агафирс вывел из лагеря войска. На городской стене тут же под руководством Турча и Скифа приготовились сбрасывать камни и бревна на лестницы, лить кипящую смолу на осаждающих. Всадники долго группировались, выстраивались, к ним то и дело подъезжали военачальники, что-то объясняли.