Изгой

— Добейте... — застонал камнеруб. — Добейте... Хоть кто-нибудь... Не могу больше!

Он зло улыбнулся, сухие руки крепко сжимали кирку. Меча ему не досталось, да и, судя по нему, он с киркой раньше управлялся лучше, чем с мечом. В глазах ненависть, а подманивал врага уже с явным удовольствием.

Удары становились все громче. Олег сказал напряженно:

— Запомните, кто где стоит... чтобы своих не бить. Теперь загасите светильники.

Наступила полная тьма, слышалось только сиплое дыхание множества людей. Удары кирок все ближе, слышнее, наконец, во тьме блеснуло слабое пятнышко света. Послышался шум камня, рухнул на эту сторону завала и покатился в темноте.

Кирки заработали с удвоенной силой, с той стороны донесся голос:

— Подох...

— Да и черт с ним, — ответил второй. — Ты ж слышал, ему ноги отдавило... Помоги откатить эту глыбу! А то Хозяин рассердится за эту задержку.

— Ему скажем?

— Он и сам узнает...

В бледном пятне света было видно, как приземистые фигуры разбирают глыбы, расширяют проход, хотя уже можно было пролезть одному и зажечь светильники.

Никому мертвые или раненые рабы не нужны, подумал Олег с горечью. Их заботят только их чертовы каменные блоки... И расширяют проход именно для глыб.

Он неслышно скользнул ближе. Завал разобрали до половины, наконец, один, все еще с факелом в руке, двинулся в глубь пещеры. Олег перехватил его сзади за горло, под пальцами, как яичная скорлупа, хрустнули тонкие хрящи. Теплое тело неслышно опустил одной рукой, другой рукой подхватил факел, помахал, сказал измененным голосом:

— Да... Всех задавило!

— А блоки? — крикнули с той стороны. — Блоки?

— Не завалены, — ответил Олег хрипло, стараясь подражать голосу убитого. — Расширяй проход.

Завал разобрали весь, с факелами в руках вошло сразу несколько человек. Олег швырнул факел под ноги, затоптал.

Молча, как волки на овец, отощавшие невольники набросились на уверенных в себе стражников. Олег увидел Скифа, что первым выбежал в длинный туннель.

— Добивайте! — крикнул Олег страшно, а сам уже с мечом в руке помчался вслед за Скифом.

День был хмурый, но свет все равно ослепил глаза. Они едва видели в нещадном блеске испуганные, недоумевающие, а затем уже перекошенные в страхе лица стражников, что оставались снаружи. Зазвенело железо, он сам вертелся как белка, прыгал, уворачивался, рубил, ломал кости, слышал злой вопль Скифа.

На миг мелькнуло лицо Ширвака, тот некоторое время сражался наравне со Скифом, наконец упал, но не от ран, а от изнеможения. Скиф догнал и убил двоих, пытавшихся спастись бегством.

Из развороченного выхода выходили уцелевшие после сражения невольники. Олег невольно сосчитал, оказалось, что погибло всего пятеро, нападение на стражу оказалось очень уж для тех внезапным.

Скиф был залит кровью, но раны показались Олегу неглубокими. Твердое, как дерево, тело и плотная кожа не пропустили в себя глубоко чужое железо. Грудь его бурно вздымалась, дышал шумно.

— Что теперь?

Олег повернулся к невольникам. Те любовно потрясали оружием, дышали тяжело, но на него смотрели как на вождя.

— Всего неделю назад многие из вас были свободными! — крикнул он. — Теперь свобода вернулась!.. Идите каждый в свои земли. К своим семьям.

Невольники радостно зашумели.

Он беседовал со Скифом, когда за спиной послышались шаги. Худой человек в лохмотьях подходил к нему угрюмо и решительно. На поясе в отобранных у стража ножнах висел короткий меч.

Олег узнал Ширвака.

— Ты верно сказал, — заговорил Ширвак, — что мы свободные, а не рабы. Это рабы, не знавшие свободы, тут же разбежались бы.

— И что ты хочешь? — спросил Олег.

Скиф смотрел на оборванца с симпатией. Он уже знал, что тот хочет, и удивлялся, что его мудрый друг, такой сильный и много знающий, таких вещей не понимает.

— Вы хотите идти к этому непонятному тцару, — сказал Ширвак, — называющему себя Хозяином. Да, это безумие!.. Но мы это безумие разделим с вами.

Группа людей с мечами подняла к небу кулаки. Скиф смотрел с гордостью. Не все вышли из пещеры живыми, но после того этих людей не стало меньше. Никто не ушел, не побежал спасать свою шкуру!

Олег сказал холодновато:

— Это трудное предприятие. Потруднее, чем было вырваться просто из плена. Ширвак сказал горячо:

— Разбежись мы сразу, никто бы нас не осудил, всяк сделал бы так же. Но мы сделаем так, что о нас долго будут рассказывать! И даже слагать песни.