Изгой

— Ого, — сказал наконец Олег.

Голос его был осторожным, а ел он еще медленнее, глаза не покидали лицо Яфета. Яфет стукнул кулаком по столу:

— Но я все равно до него доберусь! Олег положил недоеденное крылышко гуся обратно на тарелку:

— Спасибо за хлеб-соль. Но нам, чувствую, надо поскорее отсюда убираться.

Яфет, словно не слыша, сказал тяжело наполовину гостям, наполовину своим мыслям:

— Эх, Олег... Я эту истину искал, искал... Но сейчас мне все чаще кажется, что в стремлении к истине главная суть. Не в том, чтобы найти ее, а в том, чтобы искать. Понял?

— Не понял, — ответил Олег честно;

— Достаточно, — сказал Яфет, — если кто-то честно ищет ее. Уже это делает человека выше...а истину... истину тоже, наверное, ценнее и выше.

— Все равно не понял, — ответил Олег. — Я все-таки прост. И буду долбить в одну точку в этой чертовой стене, пока не пробью дыру. И доберусь до Истины!

Яфет сказал скептически:

— Истина? Это всего лишь заблуждение, которое просуществовало столетия. А заблуждение — это истина, просуществовавшая лишь минуту.

— Я отыщу вечную Истину, — ответил Олег зло. — Отыщу!.. У меня хватит сил, чтобы противостоять мелким страстишкам... и все-таки искать, искать!

Яфет сказал насмешливо:

— Ты в самом деле настолько уж силен? Я знаю по опыту, что зачастую мы успешно сопротивляемся нашим страстям не потому, что мы сильны, а потому, что они слабы.

Олег сказал сухо:

— Чем страсть сильнее, тем печальней будет у нее конец. Я все равно своего добьюсь. Меня никто не остановит. Большие несчастья не длятся долго, а на малые стоит ли обращать внимание? Страшно не упасть, а не подняться.

Скиф заметил, что Яфет смотрит на Олега со странной смесью злости и симпатии. Теперь это были не правитель и бывший раб, а ныне взбунтовавшийся мятежник а два мудреца, что говорили непонятно и спорили о непонятном, но как-то друг друга понимали или пытались понять.

— А в чем ты видишь Истину? — спросил Яфет. Олег развел руками:

— Тебе проще, признаю. Тебе надо всего лишь выстроить Башню. Цель ясна. А я даже не знаю, где искать. Я собрал сильнейших чародеев, создал Совет Семерых, мы стали управлять белом светом. Ну, управлять — это сильно сказано, но все же мы начали потихоньку гасить большие войны, смирять конфликты между крупными странами... а там и до мелких доберемся, потом пробовали ввести новые, более справедливые законы... но что-то затормозилось. Люди все равно недовольны жизнью. Иногда даже кажется, что еще больше... Я не знаю, как восстановить справедливость, чтобы все снова были счастливы! Ведь сейчас могут быть довольны новыми сапогами, добычей в силках, но не жизнью. Разве не так?

Яфет гулко расхохотался:

— Восстановить справедливость? А когда она была? И что есть справедливость? Главная причина нашего недовольства жизнью — ни на чем не основанная уверенность, что все мы имеем прямо-таки законное право на ничем не нарушаемое счастье! Что мы рождены для такого счастья. Что оно прямо предназначено нам с момента рождения, а то и задолго до него. И как только этого немедленного счастья человечку не вручают с поклоном, это существо уже чувствует себя обделенным, жалуется на судьбу!.. Не правда ли, Истап?

Маг в капюшоне вздрогнул, ответил, как показалось Скифу, вовсе невпопад:

— Несправедливость не всегда в каком-то деянии. Еще чаще она именно в бездействии.

Яфет кивнул:

— Вот-вот. Нетрудно быть добрым и вообще замечательным, когда сидишь в норке. Но мы... мы не в норках!

Изумленному Скифу показалось, что могучий Яфет словно бы в чем-то оправдывается перед Олегом. А тот кивнул, все понимая и принимая. Колдун в капюшоне, лица которого Скиф так и не увидел, сказал негромко, но веско:

— Все, кто стремится к Истине, кто ее добывает... хоть и каждый по-своему, друзья между собой.

Яфет молчал, глаза его впервые за время беседы соскользнули на Скифа. Скиф ощутил, что надо что-то сказать и ему, недостойно воина только жрать в три горла за столом врага и даже не облаять.

— Твои воины, — заявил он гордо, — трусливые собаки!.. Они сразу поджали хвосты.

Яфет поморщился, так бы отреагировал на муху, что вьется над тарелкой. Олег тоже обратил внимания на выходку друга не больше, чем на ползущее по ноге насекомое. Скиф зашипел от обиды и унижения.

Яфет стукнул кулаком по подлокотнику, широкий лоб пошел глубокими морщинами. В огромном зале наступило мертвое молчание. Скиф снова принялся есть, громко чавкая, и, в знак неуважения к этому тирану, бросал кости на середину стола.