Изгой

Сын Молнии прошептал торопливым шепотом:

— Это гости, клянусь!.. Вчера еще их не было.

— Надеюсь, — ответил Прайдер шепотом. Он чувствовал, что голос его дрожит. — Придется послать за людьми. Вдвоем не справиться.

Он чувствовал на себе изумленный взгляд спутника, но сам не отрываясь наблюдал за мужчинами. Оба остановились под ветвями старой яблони, беседовали. Солнце, проходя сквозь ветви, бросало на их тела призрач-ные двигающиеся тени.

— Вдвоем? — сказал наконец Сын Молнии изумленно. — Господин, ты один справлялся с десятком!

— Но не с такими.

— А кто это?

— Не видишь? У них огонь внутри. Они живут не так, как все люди. И умирают не так.

Сын Молнии сказал с легкой насмешкой в голосе:

— Я слышал, что боги их настолько любят, что забирают к себе еще молодыми.

— Верно слышал, — ответил Прайдер почти враждебно. — Но, прежде чем погибнуть, эти молодые успевают перебить массу народу, построить города, создать целые страны... А я лучше проживу жизнь долгую... ну, сколько выпадет, чем погибну по дурости.

Глава 15

Ляна перебирала раковины, ухаживала за цветами, олененок ходил следом и пробовал бодаться лобастой безрогой головкой.

— Пора, — решила она, наконец, — сколько они могут говорить о войнах? Да и кормить пора... Говорят, мужчины всегда голодные.

Солнце ушло на покой, красное небо постепенно багровело, становилось темно-вишневым, словно остывающее железо. День перетек в вечер, тот длился, чистый и светлый, долго, но незаметно и он, оставаясь вечером, все больше приобретал черты такой же чистой и светлой ночи.

Очень медленно проступила бледная луна. Оказывается, она уже давно была на небе, но стеснялась показываться при роскошном закате, а теперь, когда все краски погасли, неспешно наливалась призрачным холодноватым светом. Зажглись первые звезды, яркие, холодные, как мелкие льдинки, но вечер оставался теплым, и от звезд тоже нисходила свежесть и живитель-ная прохлада.

Все трое долго сидели за накрытым столом, любовались закатом. Ляна наконец поднялась из-за стола. На губах ее блуждала рассеянная улыбка.

— Я постелила вам в правой половине, — сообщила она. — Вы проделали долгий путь, отдыхайте.

— Как наши кони? — поинтересовался Олег.

Скиф дернулся, виновато посмотрел на Олега. В самом деле, как это он, воин, не подумал в первую очередь о конях?

Ляна засмеялась:

— Они отдыхают уже. Расседланы, накормлены. За них не беспокойтесь.

Олег кивнул, что-то ему и раньше подсказывало, что за коней беспокоиться не надо. И вообще в этом доме беспокоиться не стоит. Ни о чем.

Он рухнул на ложе, с наслаждением вытянулся во весь рост. Внезапно засмеялся. День был нелегкий, но в теле ни капли усталости. Странным образом растворилась, выветрилась, испарилась. Даже заботы и тревоги исчезли, как гнилой туман на восходе ясного солнышка. Он снова силен, в теле с удовольствием перекатываются мышцы.

Верный привычке покопаться в себе, он порылся, но только и обнаружил, что просто счастлив. Беспричинно, как бывает счастлив человек, когда выходит из хмурого дождливого утра, а перед ним распахивается залитая солнцем изумрудно-зеленая долина с цветущими маками и тюльпанами, где носятся игривые лани, ходят величавые круторогие олени...

Скиф выглянул в окно, отошел на цыпочках и, понизив голос, сказал таинственным шепотом:

— Я ей не говорил, что я — сын тцара!.. Вот она удивится и будет счастлива, когда я верну себе законное право на трон! Когда моими будут не только конь и топор, а обширные земли с городами и селами. Когда я возьму ее под руку и введу в огромный дворец, где даже двери украшены серебром и золотом...

Он прерывисто вздохнул, глаза медленно померкли. Олег сочувствующе ударил по плечу, подошел к окну.

С этой стороны тянется небольшой двор, огороженный, чтобы не забредали соседские козы, но дальше за деревьями просвечивает поверхность небольшого пруда. С одной стороны воды в лунных лучах блестят округлые валуны, похожие на спины исполинских черепах, с другой — золотой песок, что сейчас переливается призрачными искорками.

— Чудесная девушка, — выдохнул он. — Просто чудесная.

— Заметил?

— Как не заметить? Но ты... не обольщайся.

Скиф дернулся, переспросил:

— Ты о чем?

— Не обольщайся, говорю. Не обольщайся насчет своего происхождения, знатности, прав на трон... Ты настолько считаешь себя выше Ляны, что даже стесняешься общения с нею!