Равнение на знамя

Оставалось только ждать — пожалуй, самое неприятное занятие на свете, но в данной конкретной ситуации недолгое. Троица уже приблизилась метров на двести, шагают настороженно, волчьей цепочкой, но не похожи на паникеров, способных шарахаться от каждого куста, сразу видно, не впервые здесь, и давненько уж шляются по глухомани… И чувствуют себя в относительной безопасности, бдительность не выходит за рамки разумной, это сразу видно, вот только Щенок временами все же без надобности озирается там, где и нужды нет.

Плавненько вытащив из набедренной кобуры пистолет с длинным и толстым дулом, полковник привычным движением снял его с предохранителя. Держа обеими руками, примостил дуло на подходящем сучке и прикинул линию огня. Слишком дырявить намеченного для взятия живьем не следовало. По мнению полковника, Богомолов, хотя и дело знал круто, все же допустил в «Августе» одну существенную ошибку: не следовало его героям так треножить экземпляра, которого собирались брать живьем, — лупить из автомата по обеим нижним конечностям. Был нешуточный риск, что после такого угощения раненый загнется от болевого шока. А может, так в свое время и треножили, кто ж теперь скажет. Как бы там ни было, следовало сделать чище.

Ну вот, троица надежно втянулась в невидимый «мешок», о чем, разумеется, и не подозревала…

Покрепче сжав бесшумку, полковник Рахманин повел дулом, справа налево, где-то даже нежно, как скрипач смычком. И потянул спусковой крючок по всем правилам. Пистолет издал едва слышный звук — легонький стук ударника о капсюль — и только. Из того места, где глушитель соединялся со стволом, поползла полосочка густо-сизого дыма.

Щенка шатнуло вправо, он не удержался на ногах и завалился в невысокую травку. Все моментально пришло в движение: слева простучала длинная пулеметная очередь, и замыкающий бородач, нелепо взмахнув руками, опрокинулся, как сбитая кегля.

Второй — бля, не задетый! — очень проворно рухнул ничком, ухитрившись открыть огонь уже в падении. Битая сволочь, битая! Пальба раздалась и с того места, где приземлился Щенок. Ничего другого, собственно, ожидать и не приходилось…

Пули стучали по стволам и щепки летели значительно левее полковника — никто из двоих, оставшихся в строю, его пока что не засек, вот и прекрасно… Отправив пистолет в кобуру, полковник перекинул из-за спины автомат. Но ввязываться в дурацкую перестрелку не стал, как и остальные. В подобной ситуации, когда «мешок» закрыт надежно, выигрывает еще и тот, кто не дергается, а выжидает. Осажденные, паля по всем азимутам вокруг, в лихорадочном темпе уничтожают собственный, не особо богатый боезапас, да к тому же нервничают не на шутку, поддавшись горячке пальбы. Ну, а мы помолчим, нам спешить некуда, никаких основных сил противника пока не наблюдается, похоже, их и вовсе нет, эти шли сами по себе…

К сожалению, битый довольно быстро перестал попусту жечь патроны, лежал, распластавшись, чуть приподняв башку, пытаясь хоть что-то высмотреть в окружающем мире. А вот молодой пулял в белый свет, как в копеечку. Долетел неразборчивый гортанный окрик — старший явно пытался призвать младшего к порядку, но тот продолжал палить, подстегиваемый болью и растерянностью.

— Давай, Володя, — сказал полковник в микрофончик сферы.

С той стороны, где засел Уланов, стегнула короткая пулеметная очередь, вмиг вынудившая старшего развернуться туда и ответить заполошной очередью из своего «калаша». Тогда и полковник выдал короткую строчку, умышленно не стараясь попасть, и в паре шагов от старшего взлетела фонтанчиками сухая земля. Он развернулся в сторону полковника, но тот уже переместился правее. Главное в бою — постоянно менять позицию, хоть немножко, не прилипать к одному месту, чтобы тебя не вычислили, не фиксанули…

С третьим все обстояло распрекрасным образом: он лежал на прежнем месте, в прежней позе, не шевелился абсолютно и, насколько удавалось разглядеть, не прикидывался. И в самом деле отправился в те загадочные края, откуда никому еще не приходилось возвращаться, а потому надежной оперативной информации о тех местах не имеется.

Некоторое время продолжалась одна и та же рутина. Периодически по старшему выпускали неприцельную очередь, он огрызался огнем, но маневрировать не мог, поскольку был слишком на виду. Время от времени он что-то орал молодому, скорее всего, вновь и вновь приказывал беречь патроны. Тот стал постреливать реже — не из дисциплинированности, а оттого, что ему, как легко было разглядеть, становится все хреновее: имеет место обильное кровотечение, рана должна болеть, ее сейчас дергает, тянет… Хорошо бы вырубился, облегчил задачу… нет, что-то не собирается, падла…