Князь Рус

Она задушенно охнула, когда его руки снова сжали ее плечи, ударилась о твердую грудь, горячие губы, запах его кожи, и вот она уже смотрит в его могучую спину, земля подрагивает под шагами тяжелых русов, а он уходит, его обнимают, и вот уже он впереди, молодой и грозный, как языческий бог карающего солнца.

Лютая боль, что последние дни терзала грудь, стала такой острой, что в глазах потемнело. Только не упасть, напомнила она себе. Пусть не видят, что ей плохо.

Она нашла силы вскинуть руку в прощании, потом вернулась в шатер. Ложе поплыло навстречу. Она упала рядом, полежала, борясь с болью. Рус знает, что ее не будет среди зрителей. Она не сможет видеть, как падают убитые, потому что ее народ сейчас по обе стороны столба. И каждый разящий удар меча – это удар в ее сердце.

Навстречу шагающим русам страшно и неотвратимо наползала багрово-сизая туча. Края хищно загибались, из нее бог воинов Перун метал в землю золотой огонь, а искры воспламеняли деревья, и без того желтые, оранжевые, красные, иные уже почти голые, сбросившие листву под ноги.

Корнило, что пока шел рядом с Русом, начал поглядывать тревожно. Пробормотал:

– Туча навстречу… Если бы следом за нами – другое дело… Но если навстречу, да еще такая…

Сердце Руса колотилось радостно и мощно. Трусливый волхв не умеет истолковывать знаки, посылаемые богами, но если их умел истолковывать Чех, старший сын Пана, то умеет и Рус, такой же князь и такой же вождь!

– Если бы в спину, – фыркнул он пренебрежительно, – то как бы мы узрели? А так боги посылают нам добрый знак. Чтобы видели, сколько чужой крови прольем, сколько трупов врага бросим под ноги – вон целые горы!

Корнило умолк, озадаченный. В глазах появилось сомнение, а на Руса поглядывал с почтительным уважением. А Рус ступал уверенный, растерявший все сомнения, тело вздрагивало в радостном нетерпении.

– Где Бугай? – спросил он. – Или он ползет на четвереньках в заднем ряду?

Дружно ржали, а Ерш крикнул знающе:

– Там же, где и Моряна!

– Где? – не понял Рус.

– В веси, вестимо, – ответил Ерш чересчур печальным голосом. – Мол, шатров у них нет, а у костра уже бока болят спать. Ну, не совсем бока, скорее – коленки…

Кто-то вскрикнул задорно:

– Коленки?

– Ну да. У Бугая. А у Моряны – ягодицы. Кто знает, почему мы к горячей печке становимся передом, чтобы погреться, а бабы – задом?

Снова заржали, Рус ощутил, что и сам поневоле прислушивается с интересом.

– Ну-ну, – подталкивали Ерша.

– Наши прародители, которые первые люди на свете, в первый раз паровались по весне, холодно было! Баба задницу застудила, доныне они все ее отогревают, а мужик… знамо дело, коленки да локти.

– Ха-ха-ха!

– Го-го-го!

– Потому Бугай, – продолжал Ерш очень серьезно, – и ночует уже пятые сутки в иудейской хате. Чтобы… да-да… локти да колени не застудить вовсе. Сейчас уже холодает!

Снова ржали, Рус оглянулся, из крайней хаты со сгоревшей крышей поспешно выскочил полуголый муж, по-медвежьи шустро метнулся к бочке с водой. Из полуразрушенного сарая маленькая женщина, почти ребенок, бегом вывела уже оседланного коня.

– А Моряна? – спросил он, уже догадываясь о ее задержке.

Ерш с очень серьезным видом развел руками:

– Бережет ягодицы…

Твердая Рука хохотнул:

– Ну да, ее ягодицы и копьем не проткнешь. Твердые как валуны. Я когда-то, признаюсь перед боем, рискнул щипнуть, когда она проходила мимо. Пьяный был… Ну и что, потом отлежался, зато могу сказать, какие они на ощупь! В ухе позвенело день-два и перестало, зато я единственный, кто знает, что у нее там твердо, как будто тесали из гранита, и горячо, как в кузнечном горне!

Ржали так, что заглушали тяжелый топот. Рус оглядывался, Бугай уже вскочил на коня, женщина бежала следом, простирая руки. Похоже, что-то кричала, Рус видел ее разинутый рот. Наконец Бугай остановил коня, Рус почти видел злость и раздражение на его широком лице. Протянул руку, Рус ожидал, что ударит или отшвырнет назойливую маленькую иудейку, но она вдруг оказалась в его широкой ладони как пирог на деревянной лопате, Бугай зашвырнул ее себе за спину, и конь тут же пошел быстрой иноходью.

Бугай догнал их, когда они уже подходили к расчерченному квадрату поля. По правой стороне толпились самые нетерпеливые, а остальная толпа, что сопровождала отряд, бросилась занимать места поближе к черте с белыми камнями.

Дружинники весело орали Бугаю, свистели. Он недвижимо и угрюмо восседал на своем огромном как гора коне, на его широком лице только Рус заметил тень смущения. Сзади, крепко держась за его широкий пояс, сидела крохотная женщина с темными как ночь волосами. Чем-то напоминала Ис, только на полголовы меньше, тоньше. Они, как слышал Рус по веселым разговорам, вдвоем с Бугаем отыскали в соседней веси двух сестер этой иудейки-маломерки, теперь то ли ищут еще кого-то, то ли странным образом сцепились краешками душ, никак не могут разъединиться.