Стоунхендж

Томас увидел заговорщические взгляды, которые обе женщины бросали в его сторону. Они показались Томасу похожими, как ни дико сравнивать благородную Изольду в одежде, соответствующей ее положению, с дикой амазонкой в мужском одеянии, с луком и стрелами за плечами, с потемневшим от солнца лицом, злую и грубую.

Томас пробормотал про себя:

— Мне показалось, они знали друг друга раньше. Или я становлюсь подозрительным, как калика?

Нашептавшись, женщины наконец разжали объятия. Рыцарь с Изольдой проехали мимо. Томас не двигался с места, а Тристан, судя по его виду, больше заботился о том, чтобы не выпасть из седла. Калика вдруг словно очнулся от тяжелого транса.

— Эй, ребята!.. Не пейте из сосуда, что подаст служанка.

Рыцарь не обернулся, он прилагал огромные усилия, чтобы не крениться к конской шее. Из погнутых доспехов сочилась кровь, стекала по бокам коня. Изольда повернула голову.

— Почему?

— Не знаю... Просто чувствую.

Рыцарь с женщиной удалялись, пока не скрылись за скалой. Похоже, они были так измучены, что не слышали или не поняли.

Томас смотрел вслед, нахмурившись.

— Что-то меня тревожит... Яра, кто они?

Яра смолчала. Томас повернулся к калике. Тот пожал плечами.

— Ты же видел, смелый и... самый несчастный на свете... Пошли к пегасику.

Томас возмутился:

— Ничего себе, несчастный! Половина рыцарей Британии сразится за руку такой красавицы!

Яра презрительно фыркнула, круто повернулась, так что ее солнечные волосы как ветром занесло за спину, пошла первой к Змею. Тот лежал, положив морду на лапы, следил за норой, где мелькало белое рыльце барсука. Похоже, Змей охотился.

Томас раздраженно дернул щекой. Что он не так сказал? Яра шла впереди со злым и надменным лицом.

— Красавицы! — повторил он ей в спину с нажимом. — С закрытыми глазами видно, что ее неописуемая красота освещает мир, согревает душу... э-э... поэты готовы...

Змей попытался сделать вид, что спит и ничего не слышит. Калика проверил, надежно ли Томас и Яра закреплены между гребнем, потыкал жезлом между ушей. Змей блаженно жмурился, двигал ушами, показывал, где почесать еще, а лишь убедившись, что все уловки давно разгаданы, тяжело вздохнул, даже земля качнулась, поднялся и побежал сперва грунью, затем иноходью, и лишь перейдя на могучий галоп, начал выпрастывать крылья.

Когда он прыгнул в воздух, и у Яры замерло сердце, Томас спросил буднично:

— Так кто же этот рыцарь? И почему он, несмотря на победу над... гм... драконом, все же сумрачен, как вечер над Темзой?

Ветер уже взревывал в ушах, калика не слышал или был целиком в своих думах. Томас прокричал громче, калика нехотя ответил через плечо:

— Увы. История печальная и сумрачная, как сто вечеров на Темзе в ненастную погоду... В соседнем королевстве, во-о-о-он на том острове, смотри налево, жил был доблестный король Марк. Он был бездетен, потому бароны настаивали на его женитьбе, чтобы оставил наследника. Мол, иначе будет обязательная война за престол. Королю Марку очень не хотелось жениться, он искал предлог для отказа. А тут то ли ветер, то ли ворон занес золотой волос королю Марку, и он сказал, что возьмет в жены только эту красавицу... Рыцарь Тристан, из любви к своему благородному королю сумел выполнить и этот трудный квест. Красавица Изольда не подозревает, что Тристан завоевал ее не для себя...

Томас молчал, Яра скосила глаз, лицо рыцаря было скорбно-потрясенное. Похоже, он не был последним пнем в самом глухом лесу. Если не сам ощутить столь незнаемое чувство, как любовь, то хотя бы сочувствовать мог.

Яра пересилила страх перед бездной, рискнула посмотреть вниз. Змей несся стремительно, уже не только фигурки на лошади, но и сам остров уменьшились до размеров ладони и остались далеко внизу и позади.

Томас вспомнил, спросил подозрительно:

— А что ты бормотал начет... то ли надо, то ли не надо...

— Сэр Томас, много знания — много горя. Я чую, что их ждет беда, но если предупредить их... захотят ли слушать? Бедный Тристан, бедная Изольда...

Яра, скорчившись, стучала зубами. Ветер свистел, тучи нависали так низко, что Змей, стараясь не задеть их острым гребнем, несся почти над верхушками волн. Томас, сам замерзая в железной скорлупе, обхватил Яру. Сейчас он остро пожалел, что весь в железе, все-таки тепло в его груди еще сохранилось, и если она прислонится к нему, то вспыхнет такой пожар, что высушит и море под ними...