Стоунхендж

— Неплохой нож, — одобрил калика, — но тупой... И ржавый. Пошто гуся позорить?

Он взвесил нож в ладони. За столом была мертвая тишина. Калика держал воина на прицеле зеленых глаз, лезвие в его руке хищно поблескивало. Кровь отхлынула от лица воина. Томас видел, как все потрясенно смотрят на странного гостя. Никто из них не поймал бы нож, брошенный с такой силой и явно умелой рукой.

Калика быстро и без размаха швырнул нож. Он пронесся мимо и выше — на стене жалобно звякнуло. Один из тяжелых щитов, круглый и обтянутый красной кожей, подпрыгнул, соскочив с колышка, но не упал — нож пригвоздил к бревенчатой стене.

— Я по старинке, — объяснил калика с набитым ртом. Он рвал гуся, совал в пасть истекающие соком белые ломти. — Странникам да каликам грешно привередничать.

В мертвой тишине гости начали двигаться. В глазах князя Томас уловил одобрение. Что ж, любой владетельный барон жаждет, чтобы за его столом собирались необычные люди, происходили странные вещи, чтобы о них долго рассказывали, чтобы те слухи обрастали новыми, пусть придуманными, подробностями.

Слева от Томаса хмурый мужик придвинул к нему пустое блюдо.

— Что ж, рыцарь, вот тебе посудина... Клади себе сам.

Томас с подозрением посмотрел на блюдо. Другие едят на серебре и золоте, а ему простое железное, будто псу. Пока размышлял, как поступить, руки сами свернули блюдо в трубочку, палец не засунешь, с грохотом покатил обратно.

— Спасибо. Мне не нравится цвет.

Он уловил улыбку князя. Дерзость везде приветствуется, если она чем-то подкреплена. Иначе каждый бродяга полезет за княжий стол, да еще и ноги на стол. Молодой отрок по знаку князя принес и поставил перед Томасом серебряное блюдо, богато украшенное насечками, фигурами зверей и птиц. Томас быстро оглядел стол. На золоте ели только сам князь и двое его палатинов.

Острые глаза князя остановились на Яре. Она сидела гордая, с прямой спиной, единственная женщина как-никак на мужском пиру, золотые волосы заплетены в толстую косу, которую перебросила через плечо на грудь.

— Как зовут тебя, красавица?

Она замялась, украдкой взглянула на Томаса, умоляюще на калику. Олег сказал с набитым ртом:

— Славный князь Доброслав... Ты многое уже понял, я вижу. Но нам троим пока что лучше не называть своих имен.

Томас важно кивнул, его глаза не отрывались от блюд, которые отрок перекладывал на его тарелку, а тарелка была размером с тазик.

— Мы в тяжелом квесте, ваше княжеское величество.

— За вами погоня? — поинтересовался князь.

— Засады чуть хуже... — ответил Олег.

Теперь на них смотрели оценивающе-уважительно. Олег слышал, как у некоторых скрипит в голове от старания понять, кто же они. Не все богатыри сходятся даже к киевскому двору, а уж здесь и вовсе не каждый бывает даже проездом, но слыхали и здесь о многих знатных, сильномогучих, непобедимых, великих силой и удалью. Многие дают странные обеты, но нет странного в том, когда гость не хочет называть своего имени.

Глава 6

Яра постоянно ощущала на себе тяжелый жаркий взгляд мрачного гостя, что сидел на противоположном от князя краю стола. Вокруг него держались его люди, видно сразу. Человек этот явно богат и знатен, лицо человека, привыкшего повелевать, но глаза осторожные, прицельные. Такой умеет и выслушать, чтобы твои же слова обратить против тебя.

Куда бы она ни поворачивалась, Яра чувствовала, как его черные глаза следят за нею пристально и неотступно. Улучив момент, тихо спросила калику:

— Кто это?

Тот даже не переспросил, ответил так, будто уже расспросил гостей, гридней и дворовых девок.

— Шахрай. Владетельный князь рода Рюриковичей. Его земли лежат западнее. Богат и знатен хоть убей, а еще у него несметные табуны, что-то еще... запамятовал. Приглянулся?

Она зябко передернула плечами.

— Еще бы. Я просто чувствую, как его глаза ползают по всему моему телу!

— Ну, — сказал калика разочарованно. — Удивила... Кто на тебя смотрит иначе? Я знаю и такого, чьи не только глаза, но и губы поползали бы...

Она проследила за его взглядом — калика смотрел на бравого рыцаря, ощутила, как горячая кровь бросилась в лицо, а по всему телу побежали сладкие мурашки, ноги ослабели, а в низу живота стало жарко, словно на солнцепеке.

Теперь перед Томасом стоял прибор из тонкого черненого серебра, массивные серебряные ножи с богато украшенными рукоятями, а на блюде истекал соком жареный поросенок, выкормленный на молоке и орехах, на блюдах поменьше зазывно пахла севрюга, нарезанная тонкими пахучими ломтями. В маленьких чашах желтело свежее масло, высились горки земляники, клубники, морошки, черной смородины.