Полет аистов

Стукнула дверь. До меня донеслись голоса цыган, бешеная музыка и запах чеснока. Вошла женщина в бирюзовом платье, держащая в руках поднос с бутылкой водки и газированной водой. Когда она поставила его на круглый столик рядом с моим креслом, ее серьги тяжело звякнули. Я отказался от спиртного. Она налила мне какой-то желтоватой жидкости, напоминавшей цветом мочу. Джурич налил себе стопку водки. Мое горло пересохло, словно его обожгло огнем. Я залпом осушил стакан газированного напитка. Потом подождал, пока женщина закроет за собой дверь, и сказал:

– Несмотря на столь варварский характер преступления, вы полагаете, что речь может идти о хирургической операции с целью извлечения сердца Райко?

– И да, и нет. Да – потому что были соблюдены и определенные хирургические правила, и относительная стерильность. Нет – потому что имеются кое-какие несоответствия. Все происходило в лесу. Между тем извлечение сердца требует исключительно стерильных условий. Их невозможно обеспечить под открытым небом. Но главное – «пациент» должен находиться под наркозом. А Райко находился в сознании.

– Что вы хотите сказать?

– Я взял пробу крови. Никаких следов седативных препаратов. Грудную клетку вскрывали по живому. Райко умер от боли.

Я почувствовал, как у меня по спине потекли струйки пота. Выпуклые глаза Джурича пристально смотрели на меня из-за толстых стекол очков. Казалось, он наслаждался эффектом, произведенным его последней фразой.

– Умоляю, доктор. Объясните все, наконец.

– Кроме отсутствия в крови обезболивающих препаратов, есть и другие признаки. Я уже говорил вам о следах на плечах, запястьях, бедрах и лодыжках. Скорее всего, это были ремни, кожаные или резиновые. Затянутые достаточно сильно, они глубоко врезались в ткани, когда тело корчилось от боли. Рот его был заклеен тоже не обычной лентой. Это был в высшей степени клейкий материал. Когда я делал вскрытие, примерно через восемнадцать часов после смерти Райко, на подбородке и на щеках уже выросла щетина: волосы у покойников продолжают расти примерно в течение трех суток. А вокруг губ кожа осталась гладкой. Почему? Да потому, что, снимая липкую ленту, убийцы выдрали волоски на этой части лица. Следовательно, они полностью обездвижили свою жертву и позаботились о том, чтобы она не издавала ни звука. Словно мучители хотели насладиться ее страданиями, ощутить их и без помех поковыряться в трепещущей плоти. Наконец, расскажу вам о том, что я обнаружил во рту Райко. Цыган от боли откусил себе язык. Он задохнулся оттого, что обрывок языка и вытекающая кровь закупорили его горло. Такова правда, мсье Антиош. Эта операция – извращение, чудовищное зверство, план которого мог зародиться только в больном мозгу, затуманенном безумием и расизмом.

Я продолжал настаивать на своем:

– Тот факт, что донор находился в сознании, делает сердце непригодным для пересадки, или нет? Я имею в виду: могут ли болевые судороги нарушить функции органа?

– Как вы упорны, Антиош. Как это ни парадоксально – нет. Страдания, даже невыносимые, не калечат сердце. В подобных случаях сердце бьется очень быстро и беспорядочно и тело плохо снабжается кровью. Но сам орган по-прежнему остается в хорошем состоянии. Тут, кроме садизма в действиях убийц, невозможно понять и то, почему была использована такая абсурдная техника. Зачем понадобилось резать трепещущее, мечущееся от боли тело, если необходимую неподвижность мог обеспечить наркоз?

Я сменил направление беседы:

– Как вы думаете, подобное преступление могло быть совершено болгарином?

– Исключено.

– А версия о сведении счетов между цыганами, о чем пишут газеты?

Джурич пожал плечами. Между нами колебалась завеса дыма.

– Курам на смех. Слишком изощренно для цыган. Я единственный цыганский доктор на всю Болгарию. Кроме всего прочего, мотив преступления отсутствует. Я знал Райко. Его жизнь была совершенно чиста.

– Чиста?

– Он жил «по-цыгански». Так, как подобает жить цыгану. В нашей культуре повседневная жизнь регламентирована определенным сводом правил, строжайшим кодексом поведения. В этой системе разрешений и запретов чистота играет первостепенную роль. Райко был верен нашим законам.

– Значит, не было никакой причины убивать Райко?

– Никакой.

– Не мог ли он раскрыть нечто, представляющее опасность?

– А что он такое мог раскрыть? Райко занимался только растениями и птицами.