51  

Наши тела снова сплелись. Розовые, красные, сиреневые краски рассвета немного смягчили наше неистовство и нашу ярость. Однако наслаждения мы так и не испытали. Мы не разговаривали. Слова ничем не могут помочь телу.

А потом Сара, совершенно нагая, села лицом ко мне и завладела моими руками. Она разглядывала самые отвратительные шрамы, гладила пальцем свежие, еще розовые рубцы от порезов стеклом на складе.

– Твои руки болят?

– Наоборот. Они совершенно ничего не чувствуют.

Она снова начала нежно водить по ним пальцем.

– Ты мой первый гой, Луи.

– Я могу обратиться в твою веру.

Сара пожала плечами. Она ощупывала мои ладони.

– Нет, не можешь.

– Надо только аккуратно отрезать...

– Ты не можешь стать гражданином Израиля.

– Почему?

Сара выпустила мои руки, словно потеряв к ним интерес, и отвернулась к окну:

– Ты никто, Луи. У тебя нет отпечатков пальцев.

19

На следующий день я проснулся поздно. Я с трудом заставил себя открыть глаза и рассмотреть комнату Сары, стены из белого камня в солнечных брызгах, маленький деревянный комод, приколотый кнопками портрет Эйнштейна, показывающего язык. Книжки карманного формата кучами валялись прямо на полу. Комната одинокой молодой женщины.

Я посмотрел на свои часы: одиннадцать двадцать, четвертое сентября. Сара ушла на fishponds. Я встал и принял душ. Долго разглядывал свою физиономию в зеркале, висящем над раковиной. Щеки ввалились. Лоб сиял матовой белизной, под тяжелыми веками поблескивали светлые глаза. Возможно, мне это только показалось, но мое лицо выглядело сильно постаревшим – и жестоким. В считанные минуты я побрился и оделся.

На кухне я обнаружил записку Сары, подсунутую под коробку с чаем:

"Луи!

Рыбы ждать не любят. Вернусь ближе к вечеру. Чай, телефон, стиральная машина – все в твоем распоряжении.

Береги себя и жди меня. Удачного тебе дня, мой милый гой.

Сара"

Я заварил чай и начал не спеша его пить, стоя у окна и оглядывая Землю обетованную. В здешней природе странным образом сочетались бесплодность и изобилие, за участками иссохшей почвы следовали обширные густо-зеленые пространства. Местами на земле, словно ссадины, виднелись рыбные пруды, сверкающие под солнечным ливнем.

Прихватив с собой чайник и подтянув длинный провод телефона, я устроился в беседке, увитой зеленью, набрал свой номер и прослушал автоответчик. Связь была плохая, но сообщения я все-таки расслышал. Дюма, серьезный и суровый, желал узнать новости. Сгорающий от нетерпения Вагнер просил меня перезвонить. А вот третий звонок меня удивил: это была Нелли Бреслер. Она волновалась обо мне: «Луи, мой мальчик, это Нелли. Ваш звонок меня очень обеспокоил. Что вы сейчас делаете? Позвоните мне».

Я набрал номер комиссариата Монтрё. По местному времени там было девять утра. После нескольких попыток я дозвонился, и меня соединили с инспектором.

– Дюма? Это Антиош.

– Наконец-то! Вы где, в Стамбуле?

– Я не мог остановиться в Турции. Я в Израиле. Могу я с вами поговорить?

– Слушаю.

– Я имею в виду: никто не подслушивает наш разговор?

Я услышал в трубке тихий смешок Дюма. Он удивленно спросил:

– Что происходит?

– Меня пытались убить.

Я почувствовал, что мысли инспектора разлетелись и он не в состоянии их собрать.

– Кто?

– Двое мужчин. Четыре дня назад. На вокзале в Софии. У них было автоматическое оружие и инфракрасные очки.

– Как вам удалось уйти?

– Чудом. Но они убили трех ни в чем не повинных людей.

Дюма молчал. Я добавил:

– Эрве, мне удалось прикончить одного из убийц. Потом доехал на машине до Стамбула, потом на пароме – в Израиль.

– Что же вы такое раскопали?

– Сам не пойму. Но аисты – центральное звено в этом деле. Сначала был Райко Николич, орнитолог; его зверски убили. Потом пытались уничтожить меня, в то время как я не интересовался ничем, кроме птиц. А теперь обнаружилась еще и третья жертва. Я только что узнал, что четыре месяца назад прикончили одного израильского орнитолога. Это убийство – из той же серии, я уверен. Иддо на что-то наткнулся, как и Райко.

– Кто были те люди, что на вас напали?

– Возможно, те самые два болгарина, которые расспрашивали Жоро Грыбински в апреле этого года.

– Что вы собираетесь делать?

– Продолжать то, что начал.

Дюма всполошился:

– Как это – продолжать? Вы должны немедленно поставить в известность израильскую полицию, связаться с Интерполом!

  51  
×
×