На то и волки – 2

Там, конечно, несколько уклончивее все сформулировано, в его синей ксиве, но мы-то знаем, что почем…

– И вы, конечно, в состоянии присовокупить к этому серьезному удостоверению еще и санкцию прокурора, пан подполковник? – светским тоном осведомился Данил.

– Не торопитесь, – сказал лысоватый, значившийся в удостоверении как подполковник Барея (что, впрочем, ни о чем еще не говорило). – Пока что проводятся оперативные мероприятия, которые санкции прокурора не требуют. – Он ловко выдвинул ящик стола. – Это ваш пакет?

– Впервые вижу, – пожал плечами Данил. – Когда я отсюда уходил, ящик вообще был пуст.

– Да что вы говорите… – Он обернулся к своим:

– Приступайте.

В роли понятых выступали испуганная молоденькая горничная и непонятный мужичок, неведомо откуда извлеченный. Первым делом им продемонстрировали пакет и дали туда заглянуть – а вот Данилу этого со своего места сделать не удалось, – потом штатские с большой сноровкой обшарили однокомнатный номер, что не заняло много времени. Данил попросил закурить – не отказали, но сунули свои, а его пачку приобщили к прочим вещичкам. Формалисты чертовы.

Особой тревоги он не испытывал, но на душе все же было неспокойно увлекшись, мог и переиграть, чересчур положиться на возможности старого друга, с которым на пару охраняли заклейменных историей генсеков. Всякие бывают случайности…

– Ну, собирайтесь, пан Черский, – распорядился Барея и, когда Данил встал, ловко накинул ему на руки его же собственную куртку. – Пойдемте все вместе, как старые друзья, к чему смущать мирных постояльцев киношными зрелищами…

Они всей компанией покинули здание через парадный вход. Данил моментально высмотрел Янину – она лениво листала яркий журнал возле киоска и словно бы не заметила шествия.

Его усадили в цивильную машину, снабженную, правда, мощной рацией. Ехали недолго. Остановились возле полицейского участка, где в уединенной комнатке Данила заставили откатать пальчики, – дали потом, правда, возможность тщательно отмыть руки. И запихнули в узенькую тесную камеру, предварительно избавив от шнурков, ремня, часов и содержимого карманов.

Оставшись один, Данил, чтобы убить время, принялся вдумчиво изучать узилище. Вольготно отдохнуть на привинченных к стене узеньких деревянных нарах мог разве что мазохист. После первого, беглого изучения временного пристанища стало ясно, что оно никоим образом не рассчитано на господ шпионов, согласно незримой табели о рангах все же стоящих на ступеньку выше примитивных «пияков» и «лобузов». <"Пияк" – алкаш, «лобуз» – хулиган (польск.).> В углу доисторическими отложениями засохла блевотина, стены покрыты наскальной живописью на четырех языках, из которой Данил узнал, что Баська – шлюха, Бронек – стукач, менты как были козлами при красных, так ими и остались, а Михель из Бремена невиновен и потому призывает кары небесные на головы польских… (Эпитет был старательно стерт, очевидно; каким-то пьянчужкой, в котором нежданно-негаданно ожило чувство патриотизма.) Имелась совершенно непонятная надпись на арабском, а также картинки и декларации, несомненно, оставленные Даниловыми соотечественниками, вряд ли слушавшими когда-либо Моцарта да вдобавок не отягощенными знанием родной грамматики.

В коридоре временами начиналось оживление – вели пьяных, качавших права совершенно по-российски, с той же славянской экспрессией, какой-то типчик орал что есть мочи, что это ошибка и нож был вовсе не у него, а у паскуды Генека, но здешние граждане начальнички, судя по звукам, верить были не склонны, а потому в два счета утихомирили подзатыльниками. К Данилу так никого и не подсадили, даже в глазок никто не заглядывал.

Примерно через полчаса заявился хмурый капрал, поставил прямо на нары, благо больше некуда было, подносик с чашкой сквернейшего даже на вид кофе и ломтем хлеба с куском ливерной колбасы.

– Это зачем? – полюбопытствовал Данил.

– Может, пан у нас задержится, – флегматично сообщил капрал и убрался.

Детские подначки, констатировал Данил. Скучно ему на рутинном дежурстве, надо полагать, вот и решил под видом заботы о желудке заключенного поглазеть на шпиона. Если пан и задержится, то уж, конечно, не в камере для алкашей…

Еще через полчасика он все же съел и выпил принесенное – как-никак не обедал. Посидел на нарах, сколько смог выдержать, – и вновь принялся бродить по камере.