107  

Когда Олег снова стащил его в пропасть, Таргитай даже не стонал, стискивал зубы, чтобы не заорать от боли. Острые когти, продырявив волчью шкуру, вонзались, как ножи.

Олег ощутил приближение дна раньше, чем увидел. И раньше, чем ожидал. Крылья замолотили по воздуху отчаянно, а тот внезапно стал плотным, как кисель, врывался в рот, раздувал грудь, выворачивал веки.

Острые когти покинули плоть Таргитая. Он ударился о твердое, завалился на бок, от страшного удара воздух вырвался из груди с орлиным клекотом. Сверху ударило по голове кожистым, мохнатым. Рядом бухнуло, застонало.

Таргитай с великим трудом перевернулся на спину. Лодыжка вопила от боли. Он потрогал, подвигал, сцепив зубы. Кости все-таки выдержали: человек покрепче птицы. Затылок гудел, рукоять Меча саданула со всей дури. Пустая баклажка на поясе болталась бодро, полная уже потерялась бы.

Воздух был неподвижный, холодный и тяжелый, как смерть в хате с наглухо забитыми ставнями. Сильно пахло тлением.

Рядом торопливо одевался Олег. Зубы волхва стучали, он суетился, пугливо озирался:

– К небу поднимались – мерзли, в подземный мир идем – опять холод… Ничего не понимаю.

Таргитай простонал:

– Шелудивое порося… У тебя когти не заразные? Ты мне шкуру до костей располосовал.

Олег затянул пояс, глаза из ошалелых стали строгими.

– Пошли.

Посох в руках волхва стучал по твердой, словно скованной стужей земле. Таргитай поднялся, плечи передернулись. В самом деле холодно, гадко и даже страшно.

Они находились в полумраке. Фигура Олега смутно вырисовывалась на прежней зеленоватой стене. Совсем близко слышался плеск. Волхв словно бы кого-то высматривал. Таргитай сказал нетерпеливо:

– Ну?.. У меня в глазах уже кудики скачут.

– Тихо.

– Да никого нет.

– Тихо, дурень.

Таргитай обрадовался:

– В самом деле слышишь?

– И видю.

Привыкшие к тьме глаза Таргитая наконец различили тяжелые черные волны. Странно темная вода булькала тяжело, из густой грязи поднимались огромные пузыри. На блеклом небосводе появился ни на что не похожий силуэт. Таргитай ахнул:

– Утка!.. Это утка? Так она с сарай моей бабки!

– Это Первоутка, – сказал Олег, невидимый в темноте. – Вечно плавает меж корней Мирового Дерева.

– Стережет? Да, ежели такая клюнет…

– Нет, просто плавает.

– Так чего сидим, как утки на яйцах? Не заклюет, крыльями не заметет, лапами не загребет…

Олег вздохнул горестно:

– Это же Первоптица! Первая, единственная. У нее нет пары, никогда не было утят… Она, если по правде, не совсем птица… Как Пуруша не совсем человек… Эх, Таргитай! Темный ты. Нелюбопытный. Ладно, пойдем.

– То спешишь мир спасать, – проворчал Таргитай, – то перед уткой замираешь, как столб. Что-то Род перемудрил с человеком!

Из полутьмы выступили темные стены. Верх уходил в странное небо, там растворялся в темноте. Основание сливалось с черной землей.

Прямо со странного неба опускались огромные белесые бревна в сорок обхватов – склизкие, покрытые длинными, как веревки, толстыми щупальцами. Между ними был проход, но и дальше виднелись эти исполинские корни Прадуба, чьи корни свисают даже сюда, в бездну мира мертвых.

– Пора, – сказал Олег.

Таргитай бездумно двинулся следом. Голова гудела, сердце колотилось часто, потрясенное мощью Прадуба. Ни одно дерево не может вырасти таким в мире людей и зверей! Это дерево – дерево богов, напомнил себе торопливо. Оно само бог деревьев, от него все деревья на свете, только постепенно утратили мощь Первых.

– А когда в подземный мир?

– Расчехли глаза. Мы уже в подземном.

– Врешь? – не поверил Таргитай. – Я думал… А где наше Дерево?

– Мы все еще в его Дупле.

– А я думал…

– Думал? Не смеши. Умеешь только грезить.

– Да, – согласился Таргитай. – Зато как!

Земля под ногами хрустела, словно шли по горелому. Вздымались сизые облачка пепла.

Таргитай на ходу вскинул голову, тут же опустил так поспешно, что ударился подбородком. По спине пробежала огромная ледяная ящерица. Такого жуткого неба еще не зрел. Болезненно-зеленое, с лиловыми разводами, словно кожа утопленника! Вдали смутно выступают угольно-черные тени, грозные, пугающие.

– Куда выйдем? – спросил Таргитай убитым голосом. – Я как-то представлял себе все иначе…

– Мечтал свалиться Ящеру на голову? А тот чтобы сам издох с перепугу?

Белесые бревна в десяток обхватов опускались прямо из темно-зеленого неба и проваливались в темную землю. Между ними проход был не шире, чем размах рук, а дальше виднелись такие же корни Прадуба.

  107  
×
×