Под личиной

Андрей пил чай, слушал безостановочный треп Сундука, и постепенно погружался в полудрему. За окнами котельной снова пошел снег, и сверкающие в лучах уличного фонаря крупные снежинки казались падающими звездами.

Звездами, которые не исполняют загаданных желаний.

Волкодав

Я ехал за город к одному весьма примечательному человеку. Никто не знал ни его фамилии, ни настоящего имени. Не было у него и никаких документов. Все называли его просто – Мазай.

Трудно сказать, как прилепилось к нему это прозвище. Как, когда и где. Возможно, оно происходило от жаргонного слова "маз", имеющего двоякое толкование: главарь воровской шайки и наставник, учитель. А может, в его основу легло слово "маза" – заступничество.

По крайней мере, он никак не походил на литературного героя, в половодье спасавшего зайцев. Но, как бы там ни было, а Мазай среди городского "дна" имел большой авторитет.

Мне довелось с ним познакомиться при весьма необычных обстоятельствах. Однажды осенью, возвращаясь из командировки, я увидел на обочине дороги толстяка, который, словно муравей, упрямо тащил на горбу чем-то под завязку набитый мешок.

Время от времени он падал, смешно дрыгая ногами, затем с трудом вставал, и снова продолжал свой нелегкий путь – точно как несчастный Сизиф, вкатывающий на гору тяжелый камень.

Наверное, я был тогда в чересчур благодушном настроении, потому что остановил машину и предложил свои услуги. Толстяк с радостью согласился (еще бы не согласиться!), а когда мы приехали к месту назначения, он вежливо попросил меня пройти в его "апартаменты", чтобы "тяпнуть по рюмашке", как он выразился.

Его предложение невольно вызвало у меня гомерический смех: оказалось, что толстяк был бомжем и квартировал в крематории!

Тут нужно объясниться.

У городских властей с крематорием вышла еще та история. Лет эдак десять назад (а может и больше) какойто умник предложил усопших не хоронить, а сжигать (чем мы хуже Европы!?). Пусть не всех, но тех, кто победней. Ведь расходы на погребение ныне подскочили до небес и впору использовать опыт индейцевдикарей из бассейна реки Амазонки.

Индейцы просто подвешивают своих мертвецов к веткам деревьев, чтобы всякие божьи твари быстро и бесплатно очистили скелет до благородной белизны.

Ну, а кости, как известно, можно хранить сколько угодно и где угодно – они безвредны и не занимают много места.

Предложение приняли демократическим большинством и сразу же приступили к строительству. Денег в стройку вбухали уйму. Половину из них, как это заведено, украли.

Но, несмотря на всякие козни и финансирование по остаточному принципу, спустя четыре года внушительное, даже где-то помпезное, здание крематория было готово принять первых, так сказать,

"посетителей".

И только когда задымила труба, сначала члены приемной комиссии, а потом и жители нового микрорайона, выросшего за это время неподалеку от крематория, схватились в отчаянии за головы: черный маслянистый дым, повинуясь розе ветров, тянуло на город – прямо в распахнутые окна высотных домов.

Виновных в таком безобразии, как всегда, не оказалось: бюро, спроектировавшее крематорий, упразднили, руководитель проекта эмигрировал в Израиль, а шустрого умника-депутата, предложившего идею постройки крематория, грохнула братва, с которой он не поделился прикарманенными деньгами, выделенными на строительство последнего пристанища бренных останков усопших.

Что касается самого крематория, то его просто-напросто законсервировали. Наверное, до дня Страшного суда, когда людям станет безразлично, куда дует ветер, и когда им будет не до забот о собственном здоровье.

Сначала здание охраняла вневедомственная охрана, потом деды-пенсионеры, а затем какая-то фирма приспособила его под склад.

Но видимо место, на котором построили крематорий, было заколдованным. В одну из ночей складские помещения запылали словно по команде – дружно и весело.

После пожара городское начальство постаралось забыть о существовании завороженного объекта. И мрачное здание крематория, почерневшее от копоти, начало постепенно разрушаться.

Правда, нечистая сила поработала и в этом направлении: за одну ночь (опять ночь!), спустя месяц после пожара, исчезли окна и двери, которые пощадил огонь. За ними через какое-то время последовали и все металлические предметы – вплоть до заслонок печей и болтов.

Так и стоял теперь крематорий: черный, одинокий, с пустыми глазницами – оконными проемами, проваленной крышей и достающей до неба трубой. Через нее ночью вылетали на охоту летучие мыши, облюбовавшие самые темные углы здания.