В присутствии врага

— Как от Лео.

— Как от Лео.

Фиона взяла рисунок сына, на котором был изображен мальчик. Подняла так, чтобы свет падал прямо на него, и сказала:

— Вот так себя чувствует Лео.

— Мы вернем его. Я напишу новый материал. Я признаюсь. Я скажу все что угодно. Перечислю всех женщин, которых знал, и буду умолять их объявиться, если…

— Лео не сейчас так себя чувствует, Деннис. Я имею в виду, так Лео чувствует себя постоянно.

Лаксфорд взял рисунок. Поднеся его поближе к глазам, он узнал в мальчике Лео. Такие же светлые волосы, слишком длинные ноги, и тонкие лодыжки торчат из брюк, из которых мальчик вырос, носки сползли. И эти уныло поникшие плечи он видел всего неделю назад в ресторане на Понд-сквер. Еще внимательнее приглядевшись, Лаксфорд понял, что сначала был нарисован и другой человек, потом стертый ластиком. Но по оставшимся на бумаге вдавлинам можно было определить — вот клетчатые подтяжки, вот накрахмаленный воротничок, вот шрам на подбородке. Эта фигура была несоразмерно велика — нечеловечески велика — и нависала над ребенком, как олицетворение рока.

Лаксфорд смял рисунок. Он чувствовал себя уничтоженным.

— Прости меня, Боже. Неужели я был с ним настолько жесток?

— Настолько же, насколько и к себе. Впервые со школьных времен, когда он усвоил, как важно скрывать свои чувства, Лаксфорд ощутил опасно нарастающую в груди боль, но сдержал слезы.

— Я хотел, чтобы он был мужчиной, — сказал он.

— Знаю, Деннис, — ответила Фиона. — Но как от него этого требовать? Он не может стать мужчиной, пока ему не позволят быть маленьким мальчиком.

Барбара Хейверс окончательно пала духом, когда, вернувшись из Стэнтон-Сент-Бернарда, поняла, что на дорожке у «Приюта жаворонка» нет машины Робина. Не то чтобы она думала о встрече с ним после странного разговора в Селией, но, увидев пустующим место, где он обычно ставил свой «эскорт», тихо ругнулась и осознала, что рассчитывала обговорить дело с коллегой, как обговаривали они ход расследования с инспектором Линли.

Она снова навестила дом священника в Стэнтон-Сент-Бернарде, где показала фотографию Денниса Лаксфорода мистеру Мэтесону и его жене. Они долго ее разглядывали, обменивались репликами, но в конце концов извинились и сказали, что не помнят такого человека.

Такой же ответ она получила и от всех остальных жителей деревни. Почти все, с кем она встретилась, желали бы помочь, но не могли. Поэтому, измученная и голодная, Барбара вернулась в «Приют жаворонка». Время звонка в Лондон все равно уже давно прошло. А Линли наверняка его ждал, чтобы сунуть что-нибудь в пасть Хильеру и на время от него отвязаться.

Она поплелась к двери. О Лео Лаксфорде не было ни слуху ни духу. Сержант Стенли снова запустил в действие свой механизм прочесывания, наибольший упор делая на окрестности ветряной мельницы. Но у них не было достоверных сведений, что ребенок вообще в Уилтшире, и, показывая его фотографию во всех деревнях, селах и городках, они наталкивались лишь на покачивания головами.

Барбара гадала, как могли бесследно исчезнуть два ребенка. Она сама воспитывалась в беспорядочно разраставшейся столице, и в детстве ей бесконечно внушали одно правило, стоявшее на втором месте после «прежде чем переходить улицу, посмотри в обе стороны». А именно: «Никогда не разговаривай с чужими людьми». Так что же случилось с этими двумя детьми? — не понимала Барбара. Никто не видел, чтобы их, кричащих, куда-то тащили, следовательно, оба они пошли добровольно. Значит, их никогда не предостерегали от незнакомцев? Барбара не могла в это поверить. А если им, так же как ей, вдалбливали это непреходящее правило, тогда напрашивался единственный вывод: похитивший их человек не был для них чужим. А кто был связан с обоими детьми?

Барбара слишком проголодалась, чтобы строить какие-то догадки. Ей необходимо было поесть — по дороге она купила в каком-то магазинчике мясной пирог («просто поставьте его в духовку»), — а уж после еды у нее, возможно, появится сахар в крови и мыслительные способности, необходимые для обработки имеющейся информации и поиска связи между Шарлоттой и Лео.

Входя в дом с мясным пирогом, она посмотрела на часы. Почти восемь, идеальное время для элегантно сервированного ужина. Барбара надеялась, что Коррин Пейн не станет возражать, если она на некоторое время узурпирует духовку.

— Робби? — послышался из столовой слабый голос Коррин. — Это ты, дорогой?