Молот Эдема

– Мне придется сделать что-нибудь нехорошее, мистер?

Его рука скользнула в вырез ее платья.

– О да.

– Проклятие, – проговорила она и подняла подол до самой талии.

Оказалось, что Звезда не надела нижнего белья.

Пастор ухмыльнулся и начал расстегивать джинсы.

– А что подумает Марио, если увидит нас? – спросила она.

– Будет завидовать, – ответил Пастор, входя в нее.

Они были почти одного роста, и слияние произошло с удивительной легкостью, которая дается долгими годами практики.

Она поцеловала его в губы.

Через несколько мгновений Пастор услышал, как к ним приближается автомобиль. Оба, не прекращая своего занятия, посмотрели в его сторону. Грузовичок-пикап с тремя рабочими на переднем сиденье. Мужчины видели, что происходит, и, проезжая мимо, радостно завопили.

Звезда помахала им рукой:

– Привет, ребята!

Пастор так громко рассмеялся, что не выдержал и кончил.

Кризис вступил в заключительную, решающую фазу ровно три недели назад.

Они сидели за длинным столом в кухне и ели чечевичную похлебку со специями, овощами и свежим теплым хлебом, когда вошел Пол Бейл с конвертом в руке.

Пол разливал по бутылкам вино, которое они производили, но его функции на этом не заканчивались. Он был их связью с внешним миром, помогая заключать сделки и не вступать в прямой контакт.

Лысый бородатый человек в кожаной куртке дружил с Пастором еще с тех пор, как четырнадцатилетними хулиганами они грабили пьяных на дне Лос-Анджелеса в начале шестидесятых.

Пастор сообразил, что Пол получил письмо утром, тут же сел в автомобиль и приехал сюда из Напа. Он догадывался, что написано в письме, но ждал, когда Пол все объяснит.

– Письмо из Бюро по управлению государственными землями, адресованное Стелле Хиггинс, – сказал Пол и протянул его Звезде, сидевшей напротив Пастора.

На самом деле ее звали Стелла Хиггинс, под этим именем она арендовала участок земли в министерстве внутренних дел осенью 1969 года.

Все, кто сидел за столом, замолчали. Даже дети притихли, почувствовав беспокойство взрослых.

Звезда разорвала конверт, вынула листок бумаги и прочитала короткое обращение.

– Седьмое июня, – сказала она.

– Осталось пять недель и два дня, – задумчиво проговорил Пастор.

Подобные вычисления он делал моментально.

Несколько человек застонали от отчаяния. Женщина, которую называли Мелодия, тихо заплакала. Один из сыновей Пастора, десятилетний Ринго, спросил:

– Но почему, Звезда, почему?

Пастор перехватил взгляд Мелани, появившейся здесь последней. Высокая худая женщина, которой недавно исполнилось двадцать восемь лет, была очень красива: бледная кожа, длинные рыжие волосы и тело модели. Ее пятилетний сын Дасти сидел рядом с ней.

– Что? – потрясенно проговорила Мелани. – Что это значит?

Все знали, о чем идет речь, но никто не нашел в себе мужества рассказать Мелани.

– Мы должны покинуть долину, – сказал Пастор. – Мне очень жаль, Мелани.

Звезда зачитала отрывок из письма:

– «Упомянутый выше участок земли станет опасным для людей после седьмого июня, поэтому ваше право на аренду заканчивается в соответствии со статьей девятой, часть Б, параграф второй, вашего договора».

Мелани встала. Ее белая кожа покраснела, красивое лицо исказилось от ярости.

– Нет! – закричала она. – Нет! Они не могут так со мной поступить – я совсем недавно вас нашла! Я не верю, это ложь. – Она обратила свою ярость на Пола. – Лжец! – завопила она. – Мерзкий долбаный лжец!

Ее сын расплакался.

– Прекрати! – возмущенно сказал Пол. – Я всего лишь долбаный почтальон.

Все зашумели.

Пастор подошел к Мелани, обнял ее за плечи и зашептал на ухо:

– Ты пугаешь Дасти. Присядь. У тебя имеются все основания возмущаться. У каждого из нас они есть.

– Скажи, что это неправда, – умоляюще проговорила она.

Пастор мягко усадил ее на стул.

– Правда, Мелани.

Когда все успокоились, Пастор сказал:

– Давайте вымоем посуду и вернемся к работе.

– Зачем? – спросил Дол, винодел. Он не принадлежал к основателям коммуны, поскольку, разочаровавшись в мире коммерции, появился здесь лишь в восьмидесятых. После Пастора и Звезды он был самым значительным лицом в группе. – Во время сбора урожая нас здесь уже не будет. Зачем работать?