Жертвенный агнец

Из невидимой глазу стереоустановки гремели жесткие ритмы «Блэк Саббат», лились реки спиртного. Тойер, перекрывая своим ревом музыку, вываливал, как из рога изобилия, пеструю сыщицкую информацию: про Фабри, Дана, наконец, про два последних дня — они ушли у него на сбор всех разрешений. Завтра утром, в среду, он сможет посетить поджигателя Адмира в тюрьме. Поедет для этого в Герцогенрид.

— Нечего сказать, славно вы «отдохнули»! Как же вам удалось провернуть столько дел за такое короткое время? — Лейдиг покачал головой и пролил шампанское на окаменевший от грязи ковер.

— Когда тебе под шестьдесят, ты знаешь многих людей, которые были когда-то гейдельбержцами, — вздохнул Тойер. (Слава богу, музыка замолкла.) — Признаться, Ильдирим тоже немного помогла мне. Нынешний директор заведения когда-то был ее преподавателем… — Хафнер сделал недвусмысленный жест, который все игнорировали. — К тому же это ведь не допрос, а посещение… Во всяком случае, во время этих хлопот я и услышал про Петера Плаца.

— Пидера Баца, — важно кивнул Хафнер и опрокинул в глотку последнюю порцию шнапса — от нее только что в ужасе отказался Лейдиг.

— Абсолютно точно… Еще тот гад. Вы все были эмбрионами, а он считался тут перспективным сотрудником. Давным-давно. Мы с Фабри были хорошими полицейскими. Ну, в первую очередь Фабри, конечно, а Плац был плохим, но перспективным. Получалось это приблизительно так. В конце семидесятых в Нойенгейме орудовал маньяк…

— Я тоже его помню, — пьяно пробормотал Штерн, — я боялся его. После наступления темноты меня никуда не выпускали из дома…

— А меня всегда выпускали на улицу. Вот впускать часто не хотели, — уныло пробурчал Хафнер.

Тойер прял дальше свою нить.

— Так вот… мерзавец чудовищный. Нападал на кого попало — и на мальчишек, и на девчонок. Сначала просто хватал и отпускал, потом стал срывать одежду, хватать за гениталии. Причем всегда набрасывался со спины, сзади. Мы с Фабри поняли, что вскоре дело дойдет и до насилия — ждать недолго. А потом и до убийств, такие типы на полпути не останавливаются. Мы обозначили на карте города все места нападений, чтобы выявить радиус действия… Тут Плац арестовал какого-то городского бродягу, уже отсидевшего срок за изнасилование несовершеннолетней. И тот признался во всем. У Плаца был напарник, тоже мутный такой, так вот позже тот подтвердил, что Плац в ходе допросов сам подсказывал ответы. Да, рукоприкладствовал. Еще он славился невероятной выносливостью. Когда допрос уже из-за своей продолжительности становился пыткой… Его это не колыхало… Тогда у полиции было много прав… Так вот, в конце концов меня осенило, что преступник всегда отправлялся из одной и той же точки — с трамвайной остановки на Мёнххофплац. А бродягу, которого уже признали преступником, там никогда и не видели, не говоря уж о том, что он вообще не ездил на трамвае. Фабри предположил, что человек, всегда нападающий сзади…

— Пидер поганый, — гаркнул Хафнер. Казалось, он решил испробовать это слово во всевозможных вариантах. И запил бокалом шампанского.

— Возможно, имеет на лице какие-либо дефекты. После этого мы взяли под наблюдение трамвайные маршруты на Хандшусгейм, кстати, уже и в те времена частично за счет собственного свободного времени. Я вообще-то воскресный коп. — Тойер представил, как в своей воскресной стране сажает злодея за решетку. — Однажды мне бросился в глаза некий тип с чудовищной заячьей губой, устрашающего вида. Я двинулся за ним, незаметно, я ловко это умел, и застукал его, когда он пытался затащить в кусты какую-то девчонку. — Тойер отхлебнул из бокала. — Вот после этого и выяснилось, что Плац решил таким же образом целый ряд своих дел. Некоторые пришлось пересматривать, но большого шума не было. Он быстренько перевелся, и это, конечно, помогло. Недавно я услыхал, что у него был крупный провал, и после довольно высоких должностей во Фрейбурге он переведен с понижением в Мангейм, где и коротает последние годы до пенсии. Так что вот. Не исключаю, что он стал осмотрительней в получении признаний. Хотя, может, и нет. Мне еще предстоит это выяснить.

— А что стало с тем бродягой? — заплетающимся языком спросил Лейдиг.

— Через год тот жестоко изнасиловал девчонку, убил, расчленил и скормил куски своей собаке.

Даже Хафнер замер, держа в руке бокал.

— Да, — сказал Тойер и обвел взглядом присутствующих. — Вот так постепенно и становишься тем, кто сидит перед вами. Таким вот… запутавшимся. Между прочим, тот, с заячьей губой, умер через две недели после задержания; у него была мозговая опухоль, неоперабельная. Так что он все равно не мог бы натворить много. Или все-таки мог? Не знаю, за две недели морковку не вырастишь, но вот целый мир разрушить можно. Я еще раз повторяю — если вы не захотите мне помогать, я не обижусь. Но сам в любом случае попробую разобраться в этом деле.