Четвертый тост

– Нет там ничего взрывчатого! – рявкнул Джинн. – Только винтовки, в заводской упаковке! Фарраха бхаш луда, новенькие снайперки! У кого ключ? Бехо, собачий сын, что ты стоишь? Замок отопри!

Часовой, опасливо отстраняясь, с трудом попал ключом в скважину висячего замка, приоткрыл сетчатую дверцу, но внутрь входить определенно не хотел. Джинн бешено потянул его за ворот, заорал в ухо:

– Огнетушитель принеси, болван! Огнетушитель, из дома!

Послышавшийся в отдалении пронзительный вой сирены приближался, казалось, со скоростью ракеты. Уже через полминуты у ворот, отчаянно завывая и разбрасывая пронзительные вспышки синего света, затормозили сразу две огромные «пожарки». Следом послышалась сирена полицейской машины.

Костя ухмыльнулся про себя. Он понятия не имел, кто был тот свой человек, что озаботился вызвать пожарных и полицию, но главное, что такой человек был. Все заранее расписано, как по нотам, и все прошло в полном соответствии с планом, а это, знаете ли, не всегда случается…

Пожарные в тяжелых марсианских костюмах орали что-то, колотя в запертые ворота. Почти сразу же к ним присоединились полицаи, движимые, в общем, правильно понятым служебным долгом, – уж коли имелся пожар, следовало обеспечить к нему беспрепятственный доступ тем, кому такими делами ведать надлежит по долгу службы.

– Куда? – рявкнул Джинн, перехватывая наспех одетого Скляра.

– Придется открыть, – хмуро сообщил тот. – Ведь не уймутся…

– Не пускай этих… – в горячке крикнул Джинн, потом, видимо, сообразил, что следует вести себя, как подобает законопослушному человеку. Разжал пальцы, заметно понурясь, протянул: – Ладно, открывай ворота… Никому с ними не откровенничать, слышали? Объясняюсь я один…

Скляр распахнул одну створку, а вторую, не дожидаясь, пока он это сделает, вмиг открыли гомонящие пожарные. Обе красные машины, рассыпая всплески синего света, промчались по двору в сторону очага возгорания. Следом в ворота влетела полицейская «Ауди», раскрашенная в черно-белый, с тремя разноцветными мигалками, отчего двор стал немного похож на дискотеку.

«Культурный центр консульства Ичкерийской республики», как пышно именовалось заведение, где они в настоящий момент пребывали, бесповоротно утратил тихую респектабельность. Бравые пожарные, принявшись заливать искореженную «Газель» пушистой белой пеной, очень быстро, изучая место происшествия, наткнулись в кузове на нечто их удивившее. Один вылетел из загородки, как ошпаренный, кинулся наметом к вальяжному полицейскому офицеру, крича что-то на «государственном» языке и потрясая предметом, как две капли воды похожим на отсоединенный от ложа ствол винтовки с затвором (каковым предмет вообще-то и являлся). Офицер, вмиг преисполнившись деловитой подозрительности, расстегнул кобуру, махнул своим немногочисленным орлам и с ходу взялся за выяснение. Джинн пытался ему что-то объяснить, шепча на ухо, но тому вожжа под хвост попала. Вряд ли он так уж негативно относился к идеям освободительной борьбы чеченского народа – скорее, был из породы тех тупых службистов, что плевали с высокой горы на все политические тонкости и сложную международную обстановку, выполняя предписания от сих и до сих. С его точки зрения (спорить с которой, признаться, трудновато), развороченные взрывом ящики с винтовками в кузове «Газели» являли вопиющее нарушение законов.

Вдобавок полицай с сержантскими нашивками подлил масла в огонь – он вдруг завопил, тыча пальцем в сторону видневшейся из-под куртки Джинна кобуры:

– Пюсс! Пюсс!

Офицер остервенел окончательно. По его команде Джинна проворно разоружили, после чего два служивых, недвусмысленно угрожая кольтами, загнали всю компанию в вестибюль особнячка. Тут как нельзя более кстати из каминной выбралась завернутая в портьеру активистка Марта, растрепанная, малость протрезвевшая и явно жаждавшая мести за все учиненные над ней половые непотребства. Расставание с иллюзиями, надо думать, протекало мучительно, сейчас это была сущая фурия, а то и валькирия. Офицеру она наговорила нечто такое, отчего тот, топорща усы и рассыпая искры из глаз, принялся орать что-то в портативную рацию с таким видом, словно рассчитывал получить за проявленное рвение высший орден республики, надо полагать, с мечами.

Обитателей особнячка, согнав в кучку, держали под прицелом посередине вестибюля. Растрепанная Марта, завернувшись в портьеру, периодически порывалась выцарапать Джинну глаза, в чем ей лениво препятствовал один из полицаев. Спецназовцы с постными рожами, чтобы не выделяться на общем фоне, понуро стояли там, где поставили, но в глубине души испытывали сущее наслаждение – каша была заварена на совесть. Насколько они просекали ситуацию, вскоре должен был нагрянуть какой-нибудь ужасно независимый журналист, который назавтра и разразится обличительной статьей о жутких нравах надоедливых иностранцев, беззастенчиво использующих территорию суверенной державы для своих грязных игрищ. Булавочный укол, конечно, но в рамках психологической войны и такое не помешает, а если удастся еще организовать запрос в парламенте (а ведь наверняка удастся), Джинну придется пережить несколько неприятных минут: он не столько полевой командир, сколько кадровый разведчик, огласка ему совершенно ни к чему…