Судьба, словно чрезмерно заботливая мамаша, старательно оберегала Лену...
Они – девушки из Бель-Эйр. Девушки из мира роскоши, богатства и...
– Супруг ваш уже подъехал, – сообщил ей охранник.
«Отлично, на ловца и зверь бежит, – подумала она. – Значит, Иван решил сам приехать и выяснить отношения».
Но Баргузинов выяснял отношения как-то странно. Он ждал ее не дома, а за два квартала до него – перегородив своим джипом дорогу. Ника пожала плечами, затормозила, вышла из машины. Спросила с улыбкой (Иван стоял на дороге, грозный, словно статуя Командора):
– Ты чего здесь? Пошли домой…
Ника успела заметить, что сквозь щелку в заборе за ними наблюдает выводок востроглазых пацанов – в соседнем доме проживал старичок-генерал с многочисленными внуками.
– Нам надо поговорить! – сквозь зубы процедил Иван.
– Ну и поговорим дома, – пожала плечами Ника. По насупленному виду Баргузинова она поняла, что тот настроен на серьезную ссору. Отлично, она тоже к ней готова. Только не на виду же у соседей!
– А где твой старый хрен? – спросил Баргузинов.
Из-за забора явственно слышалось мальчишеское хихиканье.
Ника подавила злость, показала глазами на место, где пряталась стайка любопытных пацанов, и спокойно сказала:
– Иван, мы все обсудим дома.
Она хотела добавить: «Не позорься!» – но удержалась. Зачем понапрасну его сердить? Им и так предстоит весьма неприятная беседа.
За ту минуту, пока они ехали к дому и парковали машины (свой джип Иван в гараж не погнал, оставил во дворе), Ника уже определила схему разговора: «Иван, мы взяли друг от друга все, что могли. Наши отношения себя изжили. Я могу тебя уверить в том, что «старый хрен» – всего лишь мой деловой партнер. Но – не буду. Потому что теперь – это мое личное дело, и тебя оно не касается. Наша любовь прошла, помидоры давно завяли. Настало время поставить точку и расстаться друзьями».
Но, как иногда бывает в математике (и тем более в человеческих отношениях), разговор пошел совсем не по заданному алгоритму…
Иван прошел в гостиную, машинально принял чашку со сваренным Никой кофе. Он почему-то избегал ее взгляда. Смотрел куда угодно, только не на нее. Ника устроилась в соседнем кресле, выжидательно взглянула на него… Баргузинов сказал наконец – его голос звучал хрипло и неуверенно, что ему вовсе не шло:
– Ника, я буду с тобой откровенным. Мне это решение далось тяжело… Ника, понимаешь, я понял… Это так смешно, – он нервно засмеялся, – так смешно и глупо…
Она терялась в догадках. Чего такого Иван надумал? Ника коснулась его руки, подбодрила:
– Баргузинов, не узнаю тебя! Чтоб ты – и смущался?! Говори быстрей!
– Да, я смущаюсь! – сказал он громко. – Смущаюсь, как последний идиот!
– Влюбился, что ли? – предположила она. – Девчонку молодую себе нашел?
– Тебя это волнует? – Он цепко взглянул на Нику.
– В общем-то, нет. – Она равнодушно пожала плечами.
В камине потрескивали дрова. Огонь увлеченно лизал поленья, подмокшие деревяшки посвистывали.
– Почему дрова мокрые? – неожиданно спросил Иван. – Опять забыли в дом занести?
– Не занесли. Только уже под дождем спохватились… Они еще высохнуть не успели, – призналась Ника.
– Бардак! – резюмировал Иван, презрительно пожав плечами.
Это был прежний Баргузинов – сердитый, строгий, уверенный в том, что без него Никина жизнь пойдет под откос.
– А какого черта ты тогда руки распускал? – фыркнула Ника. – Сам скандал начал, сам – ушел, а теперь еще на меня наезжаешь! Следил бы сам за своими дровами!
Он опустил голову:
– Ну… это… в общем, я извиняюсь.
Раньше Ника бы опешила. Иван – извиняется перед ней? Извиняется? Смущается, словно школьник? Да раньше за его «прости» она бы ему на шею бросилась, зацеловала бы, растаяла в его объятиях!
Но то было раньше. А сегодня Ника разъярилась. Она вспомнила, как прикладывала холодный компресс к щеке, на которой остался след от Ивановой руки, как Васечка утешал ее и плакал вместе с ней…
– Поздно извиняться, – холодно сказала она. – Ушел твой поезд, ясно?
– Ника… – Он потерянно посмотрел на нее. – Ну прости меня, я… я погорячился!
Ника не верила своим глазам. Баргузинов даже говорить стал на пару тонов ниже, его голос звучал мягко, вкрадчиво – вылитый профессор Полонский! Заболел он, что ли? Может, у него СПИД нашли?
– Ты, часом, не заболел? – Она постаралась, чтобы в голосе прозвучали презрительные нотки.
– Да, заболел, – сказал он спокойно. – Тобой. Я заболел – тобой. Люблю тебя, дуру, ясно?
Вот тебе, Никочка, и Юрьев день!