– Почему?
– Второй квест обычно труднее, – сообщил он знающе. – И конь понадобится другой. Повыносливее.
Тем временем старый маг учтиво показал воину в дальний угол палаты. Там на стене тускло блистали длинные и короткие мечи, боевые топоры, секиры, кинжалы, шарукены, нунчаки, вилы, рогатины, бердыши, каменные топоры,
Куцелий проводил их долгим взглядом, в глазах прыгали чертики, повернулся ко мне и заговорил как ни в чем ни бывало:
– Позволь, О, Доблестный Герой, продолжить. Именно там, где Черный Портал постепенно переходит в Темные Врата, за которым на линии Черных Врат лежит Провал, где начинается Хаос и Зло, медленно переходя в Зло и Хаос, там как раз и бьются герои с Извечным Злом на стороне Извечного, разумеется, Добра. Предвечные Боги зрят, а Новые Боги бьются со Старыми, а с Новыми бьются Молодые и Сумеречные, но Предначертанность в астральном плане херакнулась о странность Неизреченного Пророчества Первомагов, когда еще земля была не то будущим, е то прошлым, не то еще чем-то странным и загадочным как медуза в кисельном тумане туманным...
Я взмолился:
– Аркадий Аркадиевич, не говори так красиво!.. Из тебя ученость так и прет. Скоро станешь таким же старым и сварливым. Ты мне на пальцах, на пальцах!
Он пожал плечами:
– На пальцах это уже высший класс мудрости. Вот завернуть сложное каждый дурак умеет. Слушай дальше...
Он говорил и говорил, а я чувствовал как невидимые руки выламывают мне челюсть. В висках заныло, я противился всем силам этой страшной магии, напрягал и распускал мышцы, усиленно гонял кровь по жилам, однако в горле распухало, росло, наливалось горячим, оттягивало нижнюю челюсть к полу, словно ее налили горячим свинцом.
– Ты обещал, – напомнил я, – показать новых коней.
– Ах да, – спохватился он. Посмотрел на меня с интересом: – Все ты замечаешь...
– Еще бы, – буркнул я. Конечно, мог бы не заметить забывчивость мага или другую нелепицу, если интересно действие, но когда такая скукотища, то цепляешься за каждую соринку. А была бы погоня, за мной или я за кем-то, то перепрыгивал бы через бревна, видя перед собой только спину убегающего врага, что сжег мою деревню, изнасиловал сестру, зарубил родителей, осквернил храм и вылакал мое пиво. – А зачем еще круче кони, если я и на своем рогатике никого еще не пободал?
Он оглянулся на ту часть комнаты, где старый маг, сгорбившись и разводя виновато руками, что-то объяснял хохочущему варвару, а тот напрягал мускулы и надувал щеки.
– Зачем?
– Ну да. Зачем?
Он переступил с ноги на ногу, покраснел, словно я спросил что-то жутко сложное, как умеют спрашивать только варвары: почему, к примеру, вода мокрая, или кто там наверху так красиво вырезает каждую снежинку, да и на хрена так трудиться, если тут же либо ломает края, либо вовсе тает.
– Не знаю, – ответил честно. – Всякий раз стараются коня заиметь еще крупнее, сильнее, заметнее...
– Понятно, – сказал я, – это я понимаю. Любишь коней?
– Люблю, – признался он. – Кони... они даже лучше людей. Они добрые! И глаза у них печальные, коричневые, с ресницами...
Старый маг тем временем вводил воина в новый мир, а мы с Куцелием после длинного коридора миновали еще две библиотеки, перешли по висячему мостику с башенки на башенку, оттуда спустились в главный дворец. Вдоль стены вела вниз к к выходу легкая лесенка. Младший торопился, а я потрясенно засмотрелся на главный зал, которому, как казалось не было конца, ибо дальняя стена тонула в сером тумане, а весь зал был заполнен мускулистыми варварами, могучими и плечистыми, почти все с золотыми волосами и ободками из металла на голове, с широкими перевязями через плечо, из ножен торчат одинаковые, словно их ковал один и тот же кузнец, мечи. Все мечи, конечно же, двуручные, длинные, одному человеку не поднять даже двумя руками, но в зале люди не простые, не простые...
Я механически переступал со ступеньки на ступеньку, глаза мои не отрывались от этого моря голов и блестящих как валуны в дождь плеч. Все тупо и напыщенно говорили о Пути Меча, говорили и говорили, их одинаковые слова сливались в мерный убаюкивающий шум морского прибоя. Ряды голов уходили вдаль, как одинаковые недолговечные волны, теряясь в бесконечности.
Все одинаково здоровые, с пепсодентовыми зубами и ухоженными волосами, вымытыми в трех шампунях... откуда здесь шампуни, мелькнуло неуместное. И почему здесь стерильно чистые, если даже в нашем двадцатом весь мир тонул во вшах, будь это Россия или Америка...