Железные паруса

• Гроб на лафет! Он ушел в лихой поход!
• Гроб на лафет! Пушка медленно ползет…
• Гроб на лафет! Все мы ляжем тут костьми!
• Гроб на лафет! И барабан – греми!
• Сворачивай знамена – и за мной!
• Три холостых патрона – и за мной!
• Вой барабанный слушай —
• за мной, за мной, домой!

Он застыл, как собственный конный монумент, а мимо него под «Пляску смерти», под неумолчную барабанную дробь тянулись шеренги конных и пеших. Нельзя было ожидать, что его получившее нешуточную встряску воинство мгновенно исполнится прежней отваги и уверенности в себе – но рожи, он видел, стали уже не такими похоронными, а это кое-что да значило. Месть, подумал он, ощущая в голове холодную, рассудочную пустоту. Только месть. Все прочие дела побоку. Горрот – как рак: запустишь, не вылечишь. Решено…

Глава третья

Новые знакомства и новые заботы

Над морем всходило солнце – при чистейшем небе, при полном штиле. Это было прекрасное зрелище, пробиравшее порой до печенок не только юных мечтательных поэтов, но и иных моряков, просоленных словно вяленая треска. Однако Сварог пребывал в крайне дурном расположении духа, и потому все эти красоты его нисколечко не трогали. Тем более что он как раз усмотрел на бескрайней зеленовато-синей глади, казавшейся с высоты необозримым полем сплошного застывшего стекла, какую-то непонятную, грязно-белесо-серую полосу, вовсе не сочетавшуюся с обычными красками океанского простора – словно какая-то паскуда без чувства прекрасного в душе плеснула мутным клеем на полотно Айвазовского, и клей застыл, протянувшись по картине.

Он коснулся одного из рычагов, и драккар резко пошел вниз. Две сопровождавших его боевых машины Серебряной Бригады моментально повторили маневр, слаженно и неотступно шли справа и слева, чуть позади. Строжайшее распоряжение императрицы о запрещении Сварогу летать без охраны действовало до сих пор – причем сам Сварог в свете многих последних событий вовсе не настроен был его нарушать. Мало того, по собственному желанию сменил легкомысленный ял на закрытый драккар с жутким набором бортового оружия и полным комплектом защитных полей. Он давненько уже излечился от легкомыслия и относился к окружающему миру чрезвычайно серьезно, потому что мир этот каждую минуту мог преподнести не просто очередную подлянку, а нечто непонятное.

Медленно гася скорость и высоту, он в конце концов повис неподвижно над морем, на высоте сотни уардов. Опустил стекло, высунулся наружу – и тут же сплюнул за борт, поднял стекло так резко, что едва не прищемил ухо. В кабину хлынуло неописуемое зловоние – гниль, тухлятина, желудок выворачивает. И опустился еще ниже, уардов до десяти. Вот теперь можно было рассмотреть во всех деталях то, что покрывало воду на протяжении пары югеров…

Скопище дохлой рыбы, плававшей белесыми брюхами вверх – их тут были тысячи и тысячи, больших и маленьких, круглых и длинных, щетинившихся веерообразными плавниками и змееподобных. И среди знакомой дохлятины он узнавал иные породы, потому что не раз встречался с ними за обеденным столом – попадались довольно странные экземпляры, совершенно непривычного, порой крайне экзотического облика, не просто плававшие пузом к небу, а напоминавшие жертв неведомого маньяка. Выглядели они так, словно взорвались изнутри, а значит обитали на больших глубинах, никогда не поднимаясь к свету, и внутреннее давление, когда упало внешнее, разорвало их к чертовой матери, превратило в лохмотья…

Он долго смотрел вниз, прижав лицо к прозрачнейшему стеклу. Уже несколько раз слышал от свидетелей, а теперь впервые видел своими глазами – в точности так, как рассказывали моряки. Необозримые скопища дохлой рыбы, в том числе глубоководной, которую какие-то силы погнали наверх так властно, что это оказалось сильнее инстинкта самосохранения.

Он прекрасно знал, о каких силах идет речь. И моряки, и книжники настойчиво твердили, что во множестве всплывшая дохлая рыба – один из несомненных признаков пробуждения где-то в глубинах Великого Кракена. Он даже не пошевелился пока что, он ничего не успел сделать – он просто проснулся после тысячелетней спячки, но и этого оказалось достаточно, чтобы морская живность, сбиваясь в стаи, рванулась к поверхности. Ну, а что такое Великий Кракен, Сварог и сам прекрасно знал. Давным-давно объяснили монахи. Вот только никто не ведал, на каких именно широтах следует искать Кракена – дохлая рыба попадалась в самых разных уголках Талара, в обоих полушариях, во всех морях. А в старинных книгах на этот счет никаких указаний не имелось – точнее, называлось десятка два мест, разбросанных по всей планете, что заставляло относиться к подобным «источникам» наплевательски. Двое-трое из древних авторов даже уверяли, что Великий Кракен спал где-то на дне реки, в особенно глубоком месте – но и это нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть…