Мир без конца

— Это маме. Она давно хотела итальянский красный плащ. Надеюсь, вещица придаст ей сил.

Девочка потрогала плащ. Такое мягкое плотное сукно умели делать только итальянцы.

— Красивый, — кивнула Суконщица.

С улицы вошла тетка. Петронилла была похожа на отца, но тот добрый, а у нее вечно поджаты губы. Больше сходства наблюдалось у Петрониллы с другим ее братом, аббатом Кингсбриджа Антонием: оба высокие, внушительного вида, — отец же приземистый, с широкой грудью и хромой. Керис не любила Петрониллу, умную, но нечестную — роковое сочетание во взрослых. И никак не могла провести ее. Гвенда почувствовала неприязнь подруги и напряженно всмотрелась в тетку. Только отец обрадовался Петронилле:

— Входи, сестра. Где все мои слуги?

— Понятия не имею. С чего ты взял, что я должна знать, если только вошла? Сидела дома, на другом конце улицы. Но если подумать, Эдмунд, я бы сказала, что кухарка в курятнике — надеется найти там яйцо, чтобы сделать тебе пудинг, а горничная наверху, помогает твоей жене сходить по-большому, что ей обычно требуется около полудня. Что до подмастерьев, надеюсь, они оба, как им и полагается, стерегут твой шерстяной склад у реки, чтобы никому не взбрело в пьяную голову развести там костер.

Петронилла часто на простые вопросы отвечала долго и нудно. Держала себя высокомерно, но отец этого не замечал либо делал вид, что не замечает.

— Моя милая сестра, ты унаследовала всю мудрость нашего отца.

Петронилла повернулась к девочкам.

— Предком нашего отца был Том Строитель, отчим и учитель Джека Строителя, архитектора Кингсбриджского собора. Отец дал обет посвятить первенца Богу, но, к несчастью, первой родилась девочка — я. Он назвал меня в честь святой Петрониллы, дочери святого Петра, вы, конечно, это знаете, и молился, чтобы следующим был мальчик. Но старший сын уродился калекой, а отец не хотел вручать Богу подпорченный дар и воспитал Эдмунда так, чтобы тот перенял его суконное дело. По счастью, третьим оказался наш брат Антоний, благочестивый и богобоязненный ребенок, который мальчиком поступил в монастырь и теперь является его настоятелем, чем мы все гордимся.

Петронилле самой следовало стать священником, будь она мужчиной, но зато, словно компенсируя этот дефект, тетка вырастила монахом аббатства сына Годвина, как и дед-суконщик, посвятив ребенка Богу. Керис всегда жалела старшего двоюродного брата, что у него такая мать.

Тетка заметила красный плащ:

— Чье это? Это же самое дорогое итальянское сукно!

— Я купил Розе.

Сестра пристально посмотрела на брата. Керис готова была поклясться: она думает, что глупо покупать такой плащ женщине, которая уже год не выходит из дома. Но тетка лишь сказала:

— Ты очень добр к ней. — Что могло быть и похвалой, и упреком.

Отец и бровью не повел.

— Поднимись к ней, — попросил он. — Ты взбодришь ее.

Керис как раз в этом сомневалась, но Петронилла, не смутившись, отправилась наверх. С улицы вошла одиннадцатилетняя дочь Эдмунда Алиса, уставилась на Гвенду и спросила:

— Это кто?

— Моя новая подруга Гвенда. Возьмет щенка.

— Но она выбрала моего! — вспыхнула Алиса.

Об этом младшая услышала впервые и возмутилась:

— Ты еще вообще никого не выбрала. Говоришь это просто из вредности.

— А почему это она берет нашего щенка?

Вмешался отец:

— Ну-ну. У нас больше щенков, чем нужно.

— Керис могла бы сначала спросить меня!

— Да, могла бы, — кивнул отец, прекрасно зная, что Алиса вредничает. — Не делай больше так, Керис.

— Хорошо, папа.

С кухни вышла кухарка с кувшинами и кружками. Научившись говорить, младшая дочь стала называть кухарку Татти, никто не знал почему, но прозвище закрепилось. Отец поблагодарил:

— Спасибо, Татти. Садитесь за стол, девочки.

Гостья мялась, не понимая, пригласили ее или нет, но Керис кивнула: обычно отец приглашал к столу всех, кто находился в доме. Татти долила отцу эля, затем разбавила его водой для детей. Гвенда залпом выпила кружку, и Керис поняла, что подруга не часто пьет эль: бедняки довольствовались сидром из диких яблок. Затем кухарка положила перед каждым по толстому куску ржаного хлеба величиной в квадратный фут. Гвенда взяла свой кусок и начала есть. Керис догадалась, что та никогда прежде не обедала за столом.

— Подожди, — мягко сказала она, и девочка положила хлеб на стол.