Мир без конца

— Я готов забыть о прошлом. Но в будущем настоятельница Кингсбриджа не должна иметь связь с мужчиной.

Она уже хотела сказать: «Но у вас же есть любовник», — как вдруг заметила умоляющий взгляд епископа. Тот просил ее молчать и не выставлять его ханжой, зная, что поступает несправедливо, но другого выхода не видел. В такое положение его поставил Филемон. С трудом, но аббатиса отказалась от соблазна ужалить его в ответ. Ни к чему хорошему это не приведет. Мон приперт к стене и делает что может. Монахиня стиснула зубы. Епископ тем временем продолжил:

— Могу я получить ваши заверения, мать-настоятельница, в том, что отныне ни у кого не будет оснований для подобных обвинений?

Керис опустила глаза. Опять перед ней стоял выбор: бросить все, над чем трудилась — госпиталь, хартию, башню, — или расстаться с Мерфином. И вновь целительница выбрала дело. Аббатиса подняла глаза и посмотрела прямо на Анри:

— Да, милорд епископ. Даю вам слово.

Керис говорила с Мерфином в госпитале, кругом сновали люди. Она дрожала и едва не плакала, но не могла остаться с ним наедине. Знала: если они уединятся, ее решимость ослабнет, она бросится ему в объятия, скажет, что любит, и пообещает оставить монастырь и выйти за него замуж. Поэтому, вызвав Мостника запиской, встретила его у входа в госпиталь, крепко скрестив на груди руки, чтобы не впасть в искушение и не дотронуться до человека, которого так любила. Выслушав ее, Мерфин посмотрел на возлюбленную, словно собрался убить.

— Это конец.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что больше не буду надеяться и ждать, когда ты станешь моей женой.

Ее будто ударили. А зодчий продолжал, каждой фразой нанося новые удары:

— Если это серьезно, я постараюсь как можно скорее тебя забыть. Мне тридцать три года. Жить мне недолго. Моему отцу пятьдесят восемь, а он умирает. Женюсь на другой женщине, у меня еще будут дети, и я буду счастлив в своем саду.

Нарисованная им картина была непереносима. Керис кусала губы, пытаясь сохранить самообладание, но слезы текли по лицу. Фитцджеральд пощады не знал.

— Я не собираюсь всю жизнь тебя любить. — На сей раз он словно пырнул ее ножом. — Уходи из монастыря сейчас или оставайся в нем навсегда.

Монахиня попыталась твердо посмотреть на него.

— Я не забуду тебя и всегда буду любить.

— Очевидно, не так уж и сильно.

Керис долго молчала. Она любит достаточно сильно, очень сильно, это точно. Но любовь ставит перед ней неразрешимый вопрос. Однако спорить бессмысленно.

— Ты правда так считаешь?

— По-моему, это очевидно.

Аббатиса кивнула, хоть и не согласилась.

— Прости. Мне очень жаль. Так жаль, как еще ни разу не было в жизни.

— Мне тоже.

Мерфин развернулся и ушел.

75

Сэр Грегори Лонгфелло наконец уехал в Лондон, но поразительно быстро вернулся, будто мячиком отскочил от стен большого города. Он появился в Тенч-холле вечером, взмокший, запыхавшийся, со спутанными седыми волосами, и вошел не как обычно — словно ему должны повиноваться все люди и животные, встречающиеся на пути. Ральф и Алан стояли у окна, рассматривая новый тип кинжала с широким лезвием — базилард. Не говоря ни слова, Грегори бросился в большое резное кресло хозяина. Что бы там ни случилось, он все-таки считал себя слишком важным, чтобы дожидаться приглашения сесть. Рыцарь и его подручный вопросительно уставились на него. Мод поморщилась: она не любила дурные манеры. Наконец Грегори буркнул:

— Король не любит, когда ему не подчиняются.

Тенч испугался и тревожно посмотрел на Лонгфелло. Какую такую оплошность он совершил, что можно истолковать как неподчинение королю? Ничего за собой не вспомнив, нервно бросил:

— Мне очень жаль, что его величество недоволен. Надеюсь, не мной.

— Вы имеете к этому отношение, — ответил Грегори с выводящей из себя уклончивостью. — И я тоже. Король считает, что неисполнение его желаний подает дурной пример.

— Полностью согласен.

— Поэтому завтра же мы с вами едем в Эрлкасл, встречаемся с леди Филиппой и делаем так, чтобы она вышла за вас замуж.

Так вот в чем дело. Ральф испытал огромное облегчение. Его при всем желании нельзя обвинить в строптивости леди Филиппы, хотя королей это никогда не останавливало. Однако он догадался, что монарх разгневан на своего законника, и поэтому тот намерен во что бы то ни стало выполнить волю короля, дабы оправдать себя в его глазах. В тихом бешенстве Грегори процедил: