Мир без конца

— Ты заявил о себе как о реформаторе.

— Но при этом выставил себя полным дураком.

— Все лучше, чем ничтожество.

Годвин не был в этом уверен, но, как обычно, сомневаясь в мудрости материнских советов, не стал с ней спорить, а решил подумать потом.

— Еще кое-что интересное.

И Годвин рассказал про Ричарда и Марджери, опустив грубые физиологические подробности. Петронилла удивилась.

— Ричард, должно быть, с ума сошел. Если граф Монмаут узнает, что она не девственница, помолвка будет расторгнута. Граф Роланд придет в ярость. Ричарда могут лишить сана.

— Но ведь у многих епископов есть любовницы?

— Это другое дело. Священник может иметь экономку, которая, по сути, является его женой во всем, кроме названия. У епископа таких может быть несколько. Но лишить девственности знатную невесту незадолго до свадьбы… Даже графскому сыну трудно надеяться после такого остаться клириком.

— И как ты думаешь, что мне делать?

— Ничего. Пока ты действовал превосходно. — Сияя от гордости, она добавила: — В один прекрасный день у тебя будет мощное оружие. Просто не забывай об этом.

— И еще. Я думал, как же Филемон отыскал этот камень, который отходит, и решил, что он уже давно использует его как тайник. И оказался прав: нашел там браслет, который потеряла леди Филиппа.

— Интересно. Сдается, что этот служка будет тебе полезен. Он готов на все, понимаешь? Без совести, без морали. У моего отца был приятель, который делал за него всю грязную работу — распускал слухи, ядовитые сплетни, плел интриги. Такие люди бесценны.

— Думаешь, не нужно докладывать о краже?

— Разумеется, нет. Заставь его вернуть браслет, если считаешь, что это важно. Пусть скажет, что нашел его, когда подметал комнату. Но не выдавай. Гарантирую, ты пожнешь богатый урожай.

— Так что же, мне покрывать его?

— Как бешеную собаку, которая бросается на грабителей. Такие псы опасны, но без них не обойтись.

10

В четверг Мерфин закончил дверь. Работа в южном приделе уже была выполнена, леса стояли. Ему не пришлось делать опалубку для каменщиков, так как Годвин и Томас решили сэкономить, применив его метод. Он вернулся к резьбе и тут же увидел, что дверь почти готова. Примерно час подправлял волосы мудрой деве, еще час — глупую улыбку юродивой, но вряд ли стало лучше. Он медлил, так как все время думал о Керис и Гризельде.

Ему с таким трудом давались разговоры с Керис всю эту неделю. Молодой человек сгорал со стыда. Каждый раз, видя ее, вспоминал, как обнимал Гризельду, целовал, был с ней близок — с женщиной, которая ему даже не нравилась, о любви и говорить нечего. Хотя раньше Фитцджеральд часто думал о близости с Керис, теперь эта мысль его пугала. С Гризельдой все прошло нормально — ну хорошо, не все, но не в этом дело. Он испытывал бы то же самое, будь на месте дочери Элфрика любая другая женщина, не Керис. Сблизившись не с ней, он лишил эту самую близость всякого смысла. Подмастерье смотрел на свою работу, стараясь не думать о Керис и прикидывая, всели готово.

К северному порталу подошла умница Элизабет Клерк, бледная красавица двадцати пяти лет с облаком белокурых волос. Ее отец являлся епископом Кингсбриджа до Ричарда. Он, как и Ричард, жил во дворце Ширинга, и во время одного из его частых посещений Кингсбриджа епископа покорила служанка «Колокола». Незаконнорожденная Элизабет чувствительно относилась к своему происхождению, бурно реагировала на малейшее проявление неуважения и чуть что обижалась. Но Мерфину девушка нравилась. Когда ему было восемнадцать, она позволяла ему целовать себя и гладить высокую плоскую грудь, похожую на две плошки. Их роман кончился из-за ерунды. Юноша как-то пошутил про похотливых священников, и Элизабет не простила. Но продолжала нравиться.

Красавица тронула его за плечо, посмотрела на дверь и, прикрыв рот рукой, ахнула:

— Да они будто живые!

Мерфин заволновался. Ее похвалу заслужить нелегко. И все-таки нужно держаться скромнее.

— Я просто сделал их разными, а на старой двери все одинаковые.

— Нет, не просто. Девы как будто сейчас сойдут и заговорят с нами.

— Спасибо.

— Но весь собор совсем в другом стиле. Что скажут монахи?

— Брату Томасу нравится.

— А ризничему?

— Годвину? Не знаю. Но если поднимется шум, пойду к аббату Антонию. Тот не станет заказывать новую дверь и платить дважды.