Меченые злом

К удивлению людей, знавших Крота (а если по паспорту, то Бубенцова Илью Львовича), он не бросился в хорошо знакомый ему мир наживы и чистогана, а засел в домике своей матери и затаился как революционер-подпольщик. Позже, когда развалился Союз, Крот купил себе квартиру в центре, где его застать было достаточно трудно, так как Илья Львович колесил по всему СНГ и даже по странам дальнего зарубежья непонятно с какими целями. Никто не знал, чем он занимался, но деньги у него водились – очень большие деньги.

Когда начали создаваться бригады братвы и рэкет взял под контроль практически все фирмы, предприятия и рынки, Бубенцов тоже попал в поле зрения "народных контролеров". И не потому, что включился в легальный бизнес, а из-за своих прежних "заслуг". О нем (вернее, о суммах, которыми ворочал Илья Львович) вспомнил бывший его сослуживец, к тому времени превратившийся в местного авторитета. Наверное, он небезосновательно полагал, что Крот, несмотря на все конфискации, кое-что припрятал и на черный день. Не долго думая, авторитет послал своих мордоворотов к Бубенцову, чтобы они как следует потрясли подпольного (как он считал) миллионера и заставили платить дань.

Следствием такого необдуманного поступка явились трупы четырех "бойцов", ближайших соратников авторитета. Их нашли далеко за городом, на песчаном берегу реки, куда рэкетиров вынесло течение. Авторитет сразу сообразил, кто виноват в их смерти. Но когда на следующий день он ехал на своей крутой тачке в сопровождении вооруженной до зубов охраны, чтобы примерно наказать осмелившегося дать ему отпор, его встретили два гранатометчика. Они явно были профессионалами, потому что им хватило всего двух выстрелов, чтобы превратить "мерс" авторитета и легковушку с братвой в груду обгоревшего металлолома.

С той поры Крота не осмеливались трогать ни местные мафиози, ни правоохранительные органы; и для тех, и для других он был загадкой; смертельно опасной загадкой.

Создавалось такое впечатление, что все остальные жили на светлой, а Крот на темной стороне луны.

И никто даже в мыслях не мог предположить, что собачий вор Леха Саюшкин, мелкая сошка в уголовном мире, имеет какое-то отношения к гибели авторитета и его подручных.

Он знал Крота с прежних времен, так как работал на том же предприятии. Притом, в его прямом подчинении.

Конечно, тогда Леха сном-духом не ведал о махинациях шефа, но и спустя годы сохранил к нему теплые чувства – Илья Львович своих подчиненных не обижал, был с ними обходителен и ласков и часто баловал премиальными. Когда Саюшкин услышал по пьянке от своего приятеля, входившего в группировку авторитета, что Бубенцова собираются взять на цугундер, он даже не думал сомневаться – в тот же вечер пошел к Илье Львовичу и все ему рассказал.

После кровавой бани, устроенной авторитету, перепуганный Леха лег на дно. Он едва с голодухи не помер, скрываясь в потаенных местах от любезного Ильи Львовича.

Саюшкин был уверен, что такого свидетеля, как он, вряд ли оставят в живых. Однако вора все-таки разыскали и доставили к Бубенцову. Мысленно попрощавшись с жизнью, обреченный Леха даже не подумал просить о снисхождении. К тому времени он уже хорошо знал нравы и обычаи местных мафиозо.

Однако все произошло не так, как ему представлялось. Илья Львович поблагодарил его за информацию, дал ему крупную сумму в долларах и отпустил на все четыре стороны. Он лишь попросил Саюшкина, чтобы тот просто забыл о случившемся. Очень настоятельно попросил. И еще Бубенцов пообещал, в случае нужды, помочь Лехе в решении любых личных проблем.

С того времени Саюшкин Крота не видел. Он был не настолько глуп, чтобы когда-нибудь напомнить о своем существовании и воспользоваться обещанием бывшего шефа. Леха понимал, что маленькому карасю лучше не плавать там, где обретаются зубастые щуки.

Но сейчас у него просто не осталось иного выбора. Из того переплета, в который он попал, его может выручить только Крот. Если, конечно, пожелает…

Подъезд престижного здания, где жил Бубенцов, был закрыт. Леха с замершим сердцем нажал на кнопку домофона и когда раздался знакомый голос Крота, вор с ужасом почувствовал, что его язык вдруг стал большим и сильно шершавым и утратил способность двигаться. Гримасничая и заикаясь от напряжения, Саюшкин все-таки выдавил из себя несколько слов:

– И-илья Льво-вич! Э-э… Это я, С-саюшкин. Н-нужно поговорить…

– Леша? – В голосе Бубенцова явственно прозвучало удивление. – Заходи…