Мегамир

— Растем, — буркнул Ногтев неопределенным тоном.

Кирилла подвели к операционному столу. Несколько пар рук помогли взобраться. Сверху пошел вниз потолок, в гигантском параболическом зеркале колыхалось, как в ртутном шаре, его исполинское бледное лицо. Качнулись ущелья морщин, на выбритом поле подбородка торчали в лунках пни срубленных бритвой волос.

Он с облегчением закрыл глаза под маской наркоза, только бы не видеть медленно подъезжающий широкий стол с набором хирургических инструментов, где ярче всего блестели острые ножи.

Он сделал глубокий выдох, и сознание покинуло его почти сразу.

Глава 13

Тошнота, головокружение и холод в желудке, словно съел пять порций мороженого, сидя на карусели.

Не открывая глаз, он медленно пустил пальцы по груди, животу. Вздутые, как Змиевы валы, по груди шли бугры, круто сворачивали к бокам, оттуда снова возвращались на живот. Самый плотный рубец тянулся от правого бока к левому, будто Кирилл Журавлев, доктор наук, совершил харакири, но отечественная наука спасла недоумка. Оглушенная анестезией нервная система приходила в себя с трудом, пугливыми толчками. Пальцы не сгибались. Суставы ныли, словно его только что сняли с дыбы.

Когда второй раз пришел в себя, над ним колыхалось бледное лицо с блестящими глазами. Блеск резанул по глазам Кирилла, он снова опустил веки.

— Кирилл Владимирович! — услышал он резкий голос. — Вы можете видеть! Не бойтесь, перестаньте жмуриться.

Розовый туман, проникающий через веки, сменился ярким светом. Кирилл с трудом свел глаза в фокус. Перед ним стояла огромная раскоряченная морковь, по ней ползали черные жуки. Когда в глазах перестало двоиться, он распознал человека в ярко-красном комбинезоне. Жуки превратились в геометрически правильные черные пятна. Человек походил на помесь мухомора и божьей коровки, только лицо его было бледное, с теми чертами, которые в старину называли интеллигентными, а глаза живо блестели. Комбинезон облегал плотно, голову скрывал капюшон, надвинутый так низко, что Кирилл не видел даже бровей незнакомца.

— Все в порядке, — заверил блестящеглазый. — Я местный врач, Михаил Андреевич Кравченко, к вашим услугам. Ваш переход прошел вполне благополучно, не волнуйтесь. Вы готовы.

— Готов... — простонал Кирилл. Собственный голос показался ему карканьем простудившейся вороны. — Что вы понимаете под словом готов?

Кравченко ухмыльнулся:

— Готов, это... готов к труду и обороне. К подвигам! Все выше и дальше.

— Я не готов к подвигам... Что у вас за странная такая психотерапия? Не у Малюты Скуратова проходили преддипломную практику?

Кравченко успокаивающе положил ладонь ему на лоб:

— Ну-ну... Зачем вам старые внутренности? Их было так много. Вы даже не представляете, сколько. Одних только толстых кишек...

— Не надо подробности, — быстро сказал Кирилл. — Я почти готов, как вы говорите. В смысле готов к труду и обороне, к чему угодно. Особенно готов встать и уйти.

— Вот видите, как хорошо, — заверил его Кравченко, в его глазах мелькали странные огоньки. — Лекарства быстро выветриваются, вы в самом деле можете уже подниматься. Только сразу натяните нашу защитную шкуру. Это аналог местного хитина. Кутикула, как называют некоторые. Вы как специалист подберете название поточнее.

Он с таким видом потряс перед Кириллом вторым комбинезоном, словно тот должен был прямо со стола прыгнуть в него с ликующим воплем.

Кирилл опустил взгляд на грудь, поспешно поднял глаза. Скопище багровых рубцов, вздутые вены, выжженная кожа на животе, словно там бились лбами танковые армии с применением авиации.

— Рассосется, — пояснил Кравченко с сочувствием. — Влезайте, влезайте! У меня шрамов больше, хотя вам в это сейчас трудно поверить. Ничего, жив.

Он помог слезть со стола, начал поспешно запихивать Кирилла в комбинезон. Ткань плотно обжимала тело, как противотромбофлебитные чулки. Кирилл с трудом высунул лицо через эластичную дыру, чувствуя себя выглядывающим из продырявленной камеры футбольного мяча.

Комбинезоны, похоже, делали для детсадовцев. Кирилл сейчас не отбился бы и от тли, и Кравченко без помех расправил на нем комбинезон, натянул резиновые рукава с перчатками.

Потом перед ним поплыло. Когда очнулся, на губах был холод и горький привкус. Он сидел на грубо сколоченном стуле. Блестящие глаза Кравченко смотрели из клубящегося тумана.