Пиранья. Война олигархов

Кривицкий небрежно отбросил зубочистку в траву и закинул руки за голову.

– Этого расстрела вполне хватило, чтобы твой конкурент страшно напугался и пошел с тобой на мировую. Конечно, никто никогда и ничего не докажет, но мы-то с тобой знаем, как оно было. Я уже не говорю о банкротствах предприятий, когда твои орелики-рейдеры с твоего благословения в выборе средств не церемонились…

– Это называется бездоказательная клевета, – снисходительно улыбнулся Малышевский.

– Ай да брось ты! – Кривицкий махнул рукой. – Не перед присяжными выступаем, как вы сами мне тут весь день талдычите. Не буду я тебе ничего доказывать, больно надо… И ты, Ваня, – он повернулся к Больному, – тоже, конечно, весь в шоколаде, да? А это не ты ли, Иван Сергеевич, одно время расчищал себе путь, организуя накаты силовиков на твоих конкурентов? Если мне не изменяет память, с тебя в Москве и началась это волна наездов друг на друга всевозможных структур – от налоговиков до прокурорских. С твоей помощью немало народу пересажали и разорили. Иногда это имело печальные и даже, не побоюсь громких слов, – трагические последствия. Например, самоубийство Губерниева…

– Много чего было, Гена, никто и не спорит, – пожал плечами Грузин. – Только ведь – «было». Ты же русский язык лучше меня знаешь, должен понимать, что такое глагол прошедшего времени. Все в прошедшем, Гена-генацвале! Начальный этап накопления капитала… На этом этапе кто работает в белых перчатках, тот не выживает. Потому незамаравшихся нет. Только сейчас другие времена, и правила другие. А ты эти правила нарушил.

– Болтовня, Каха, демагогия. На самом деле, это вопрос цены, и не более. Как говорил классик экономических отношений Карл Маркс, за двести процентов прибыли капиталист пожертвует своей матерью. А Маркс как никто другой глубоко разбирался в теме. Ты бы тоже пошел на что угодно, замаячь перед тобой хотя бы те самые двести процентов. А если больше… В общем, мне надоел этот разговор. Давайте говорить о деле.

– О каком деле? – в недоумении вскинул брови Малышевский.

– Зачем вы меня сюда приволокли? Чего хотите? Только не надо втюхивать, что хотите меня убить… Не скрою, сперва я чуть в штаны не наложил. Но у меня было время все взвесить и просчитать. Ну не стали бы засвечивать меня перед посторонними, если бы собирались тупо мочкануть. Хотите сказать, что это не посторонние, а ваши верные люди, которые никогда вас не продадут? Не смешно.. Вы прекрасно знаете, что люди верны лишь до тех пор, пока им не предложат больше, чем даете вы. К тому же, и это важнее всего, вам невыгоден мой уход. Стоит ли напоминать тебе, Каха, с чьими банками работают твои грузинские структуры и кто проводит офшорные операции, при помощи которых грузинская экономика бесспорно и неуклонно развивается… хотя бы в лице одного ее представителя. И уже не с тобой ли, Сан-Олегыч, мы подписали договор о намерениях по финансированию твоего проекта биотоплива? Это – во-первых. Есть и во-вторых. Во-вторых, вам в любом случае не удастся надежно спрятать все концы. Если я вдруг исчезну, тень подозрения в любом случае падет и на вас. Сейчас я имею в виду Бориса Абрамовича с его подозрительностью, о которой вы прекрасно осведомлены. Все это неизбежно ухудшит ваши отношения с Борисом Абрамовичем, а раз так, то и с зарубежными партнерами, для которых Березовский – фигура более авторитетная, чем вы оба вместе взятые. К тому же слушок о вас и о нехороших странностях пойдет кругами по воде, пострадает ваша репутация, а вы ведь оба стремитесь войти на равных в европейскую деловую элиту. А с такими пятнами на мундирах вы войдете только не скажу куда… Ну что, кажется, я привел достаточно аргументов, чтобы прийти к выводу: я вам нужен живой. Отсюда вытекает вопрос – так зачем же вы приволокли меня сюда?

– Ты очень умный, да! – сказал Грузин, вставая из-за стола и подходя к Кривицкому. – А если Березовский дал добро на твое устранение, а?

– Врешь. Блефуешь. Как с Говоровым.

– Да ну?! – воскликнул Грузин. – Ты ж за его спиной чуть было не поссорил его – и Малышевского! Думаешь, он тебя за такое по головке должен погладить?!

И неожиданно ударил Крепыша в лицо. Удар был проведен неумело, но внушительный вес грузина сыграл свою роль.

Кривицкий повалился в траву вместе со стулом, Каха Георгиевич навис над ним. Спросил сквозь зубы:

– А если все же твое списание одобрено? Подумал об этом?

– Не может быть, – быстро проговорил Крепыш, не делая попыток подняться, и сплюнул. Слюна была красной. – На меня слишком много всего завязано. Даже в наших с вами отношениях. А для Бориса я незаменим.