55  

Совсем недавно ему довелось созерцать аккурат такую дуру – четырнадцатимиллиметровое ружьецо, – изготовленное для работы по президенту одной далекой страны.

– Самое смешное, Кирилл Степанович, – после некоторой паузы вновь заговорил Малышевский, отвернувшись от окна, – что этот домина здоровущий – на фиг не нужен вместе с прилегающим парком, по которому я не прогуливался уже сто лет. А в этом чертовом парке, акромя охраны, по-моему, никто и не бывает. Раньше хоть приемы здесь закатывал, так по парку разбредались парочки… а теперь и этого нет. Простаивает парк.

«Тоже мне проблема! Отдай усадебку под детдом или под санаторий ветеранам войны», – мог бы сказать Мазур. Но ясное дело, не сказал.

– Это все приобретено в пору бизнесменского взросления, когда от денежного дождя немножко поехала головушка и хотелось… хотелось куролесить. В духе разудалых русских купчин. Я тогда много понапокупал всякой всячины. Однажды, не поверите, эскиз Варотари[11] купил за сумасшедшие деньги, подлинник. Баб по всей стране и по Европам с Азиями за собой автобусами возил. Но, в общем, довольно скоро угомонился… Так я все же возвращаюсь к своему вопросу, Кирилл Степанович.

Олигарх, прихватив с собой стоявший на подоконнике бокал, вновь направился к столику.

– Как вы думаете, зачем я столько времени потратил, рассказывая вам массу ненужных вещей? Про рапс какой-то, про топливо…

«Это он тест, что ли, такой проводит, последний и окончательный? – устало подумал Мазур. – На искренность? На соображалку? Или на предприимчивость?» И, закуривая, сказал осторожно:

– Подозреваю, чтобы услышать от меня, что мне это все неинтересно. Ну совершенно нелюбопытно. Вы играете в некий свой покер, и чем замысловатей комбинация и выше ставки, тем вам интересней. А топливо, рапсы-шмапсы, вагоны с эшелонами и люди на вас работающие, – всего лишь карты на зеленом сукне, не более. И я одна из этих карт… Причем я совершенно нормально к этому отношусь. И знать хочу только то, что касается моего участка работы. Я хоть и не бодигард, но вот мне почему-то не все равно, что у вас шторы нараспашку, а вы маячите перед окном. И вовсе не из-за беспокойства за вашу шкуру, а за свою собственную. Ежели некие серьезные людишки действительно охотятся на вас, то могут шарахнуть из чего-то серьезного, оставляющего воронки размером с яхту. И накроет всех, кто в кабинете беседует с вами умные беседы.

– Вот это я называю умным риском. Просчитать ситуацию, все взвесить и сделать правильный ход, – Малышевский, смеясь, опустился в кресло.

«Могу сделать такое предположение, что тест я успешно прошел, – подумал Мазур. – Сделал, мать его так, правильный ход».

– Оксан, сходи узнай, что там у нас с билетами.

Адъютант кивнула и вышла. Олигарх проводил ее взглядом, причем отнюдь не похотливым, а когда за Оксаной захлопнулась дверь, повернулся к Мазуру, враз посерьезнев лицом.

«Ага, прелюдия окончена. Вот сейчас-то и пойдет настоящий разговор, – понял Мазур. – Но самое интересное: зачем для прелюдии необходимо было присутствие Оксаны? Руку можно дать на отсечение – все не просто так. Потрахивает он ее, что ли? Ну и что? Товарищ Малышевский явно не из тех, кто делает что-то наобум и от балды, он, сука, все просчитывает наперед, ходов на двадцать, а то и поболее. Что твой Карпов с Каспаровым. Или кто у них там сейчас верхом на шахматном коне? Крамник, вроде… Ладно, поглядим, что будет дальше…»

– Я вынужден сразу предупредить вас, Кирилл Степанович, что с этого момента наш разговор приобретает сугубо деловой оттенок, – сказал Малышевский. – А это означает, что услышанное здесь автоматически переводит вас в разряд посвященных. Это как у вас…

– Подписка о неразглашении, – подсказал Мазур.

– Вот именно, – кивнул он. – Это как точка возврата. Знаете такой термин?

– Естественно, – позволил себе чуть усмехнуться Мазур.

– Существует некий рубеж: пока ты его не перешагнул, еще есть время на разворот, еще можно вернуться, – все же позволил себе объяснить суть вопроса Малышевский. – Перешагнул – и уже разворачиваться поздно. Можно даже не кричать: ах, я ошибся стороной, думал, тут хорошо, простите-извините, перебегаю обратно… Не поймут, не войдут в положение и не простят. Я не стану вас запугивать, но хочу, чтобы вы накрепко уяснили одно: либо мы прямо сейчас прощаемся навеки, либо вы присоединяетесь к нам. И тогда пути назад уже не будет. Слишком многое поставлено на карту. Впрочем, что я вам говорю, разве в вашем… ведомстве все обстояло не точно так же?

  55  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×