Олег улыбнулся, прелат вздрогнул.
— Я на стороне своего приятеля Томаса Мальтона, — ответил он скучающим голосом. — Он лишен и трона, и даже владений. Если здесь эту нечисть разогнать... то эти земли войдут в его феод. Этот монастырь окажется на его земле, так что будьте с ним поласковее. Конечно, отобрать у вас весь монастырь не сможет, но все же вокруг его леса, пашни... Здесь леса были?
— Были, — ответил прелат горько. — Конечно, я их не видел, но по рассказам... и чистые, как слеза, озера, и заливные луга, и ручьи с хрустальной водой, и плодородная земля, где пшеница росла в мой рост, где свиньи бродили толстые, как коровы. А у коров отяжелевшее вымя касалось земли...
Олег поднялся, сделал несколько резких движений руками, разгоняя сонливость. Прелат следил за ним обеспокоенным взглядом. Рыжеволосый человек что-то бормотал под нос, шевелил пальцами, уж не пытался ли пользоваться нечестивым колдовством, но святость монастыря не позволит свершиться святотатству, затем лицо слегка прояснилось.
— У вас есть записи, откуда все началось?
Прелат кивнул.
— Я сам пытался туда сходить...
— И что?.. — спросил Олег нетерпеливо. Спохватился: — Кстати, отдаю должное вашему мужеству. Отправиться к месту, где обитают древние боги, по-вашему — демоны, — это знаете ли, нужно иметь стойкое сердце.
— Достаточно иметь в нем веру, — кротко сказал прелат. — Вам указать на карте?
— Ну, если не сможете отвести...
Прелат зябко передернул плечами, лицо разом побледнело и осунулось.
— Простите, еще раз для меня будет уже слишком.
ГЛАВА 4
Настоятель степенно вел рыцаря мимо келий, где монахи молятся, переписывают старые книги, делают свечи и святую воду, показал даже склад с боевыми дубинами: монахам, как известно, церковь строго-настрого запрещает проливать кровь, потому они не могут брать в руки мечи или топоры, зато дубины...
Томас обратил внимание, что в разных местах сложены добротные латы и даже панцири из толстой кожи, нередко прошитой в два-три слоя. Монахам возбраняется надевать на себя железо, даже крест должен быть золотым, серебряным или медным, но убивают и монахов...
Настоятель перехватил понимающий взгляд рыцаря.
— Верно, — вздохнул он. — По тревоге каждый хватает те, что ближе, а не бегут, как бараны, сталкиваясь лбами, в дальний арсенал.
— Все верно, — одобрил Томас. — От того, как быстро успеешь в доспехах и с оружием к воротам, зависит и жизнь, и выполнение боевой задачи!
Голос его был трубным, глаза сверкнули боевым задором, даже плечи распрямились. Настоятель скорбно вздохнул, за спиной послышался быстрый стук шагов, к ним почти подбежал Олег, зеленые глаза сверкают загадочно, улыбка дергает уголки губ.
— Вот вы где!.. В винный погреб идете?
Настоятель сказал с укором:
— Первая примета язычника! Поесть всласть, поспать, плоть потешить...
— Плоть потешить, — сказал Олег, — это хорошо. Да только я не набрался греческих привычек, чтоб и в мужском монастыре... Это что у вас, грамоте учатся?
В большой вытянутой комнате, ярко освещенной множеством свечей, за длинным столом пятеро монахов усердно скрипят перьями по аккуратно и ровно разрезанным листам тонкого пергамента. Перед каждым своя чернильница, а еще вдоль столов быстро ходит молодой послушник с кленовой веткой в руках и, шелестя листьями, гоняет мух, что норовят попить чернил и обязательно в них искупаться.
— Еще неделю назад здесь работало семеро, — произнес настоятель с грустью. — А месяц тому — десять ученых монахов. Но пергамент заканчивается...
— Библию переписывают? — спросил Олег скептически.
— Аристотеля, — ответил настоятель кротко. — И Пифагора. Его преосвященство разрешил открыть школу для бедных в соседнем феоде. Нужны учебники, вот монахи и переписывают. По логике, риторике и устройству мира уже переписаны, но сейчас мы отрезаны... Ни нам не передать чистые листы, ни мы не можем послать учебники...
В соседней комнате делали свечи, Олег с удовольствием вдохнул запах свежего воска, а когда прошли еще мимо одной кельи, он обратил внимание, что она заперта, а возле нее стоит дюжий монах с громадной дубиной.
— Что, — спросил Олег со злорадством, — своя тюрьма?
Настоятель вздохнул.