Возвращение Томаса

Томас нахмурился, сказал зло:

— Сэр калика, я уважаю твои великие знания... но здесь ты сильно ошибаешься!

— В чем?

— Не еврей, — ответил Томас твердо, — не еврей он вовсе!

— Но как же. — ответил Олег ехидно, — как же не еврей?.. Я тебе что говорил только что про обрезание? Христа вашего обрезали, вам вроде бы тоже надо обрезываться, только вы то ли трусите, то ли еще что...

Томас слушал с надменно-брезгливой миной, глаза сузились, а нижняя челюсть выпятилась, как таран боевого корабля. Когда Олег умолк, сказал удивленно:

— Ну и что?.. Мы, христиане, при чем?

— Как что, — удивился Олег, — разве тебе этого мало? Или будешь спорить с самими учениками Христа, которые сами евреи и ходили за ним следом, записывая каждое слово?.. Он и проповедовал сперва только среди своих, в синагогах...

Томас наморщил лоб, явно вспоминая проповеди боевого прелата, спросил с недоумением:

— Это когда он бушевал там, как пьяный копьеносец, переворачивал столы с деньгами менял, лупил и выгонял продавцов голубей?

— Вот-вот, — сказал Олег злорадно.

Томас в удивлении вскинул брови.

— Так какой же он еврей?.. Нет, сэр калика, ты сильно ошибаешься. Он никакой не еврей. А вот распяли его евреи!.. Как раз за то, что он не еврей, хотя вроде бы еврей.

Олег помотал головой.

— Погоди, погоди. Что-то я тебя не понимаю. Как это не еврей, хотя вроде бы еврей?

— А что тут понимать, — ответил Томас победно. — Все ведь и так понятно. Или тебе еще нет?

Олег посмотрел на него с подозрением.

— Нет, не понятно.

— Бедный, — сказал Томас с сочувствием. — Что значит язычник. Ну ты ничего, спрашивай, спрашивай!

— Спасибо, — поблагодарил Олег искренне. — Ты в самом деле помог.

ГЛАВА 11

Дорога сузилась, Томас поехал впереди, Олег отстал, чтобы не глотать пыль, время от времени поднимал взгляд от конской гривы на маячащую впереди прямую фигуру на красивом коне. Гуннский конь, дикий и свирепый, словно бы набрался от рыцаря манер, идет красиво и благородно, лишь изредка потряхивая гривой, а копыта переставляет в неком ритме, словно в танце. А рыцарь так и вовсе будто подставляет себя всем на обозрение: смотрите, как надо ехать, как держаться, как выглядеть добрым и благостным.

Тоже в какой-то мере гуннский конь, мелькнула ироническая мысль. Наполовину дикарь, наполовину облагороженное христианством существо, потому такая гремучая смесь. И еще при всей тупости и невежестве в его словах странная... ну, не сказать, что правда, это слишком сильно, но что-то есть. А вот что, сразу сформулировать не удается, хоть и просто необходимо.

Правда и то, что только первые христиане были евреями, затем вероучение подхватили римляне, которые к евреям вовсе не были расположены. И в первую очередь подхватили как раз самые забитые рабы и самые просвещенные философы. Почему рабы — понятно, но философы...

Он поморщился, это раздражало и раньше, но привык отмахиваться, не все же приняли, Сенека, к примеру, погнушался... Правда, Сенека к тому времени достиг весьма преклонного возраста, в таком взгляды обычно не меняют. Но немало римских философов приняли христианство, рассмотрев в этом нелепом и противоречивом учении то зерно, из которого при определенной удаче и титанических усилиях можно вырастить будущее.

А будущее вот оно: впервые храмы не сами по себе, как было всегда, а с центром в одном месте, где кипит работа вроде бы по упорядочению и развитию учения Христа, а на самом же деле все создается заново, лишь прикрываясь его именем, как известным баннером, под который охотно собираются знатнейшие и храбрейшие рыцари...

Павел, вспомнил он. Павел создал христианство. Маленький лысый толстенький человечек, ухитрявшийся ходить сгорбившись, косноязычный, как и Моисей, именно он сумел создать эту сверхмощную организацию, он отделил группу иудеев, верующих в Христа, и назвал их христианами. Он написал для них четырнадцать книг из всех двадцати семи Нового Завета, так что он основной автор и идеолог Нового Завета, он заложил основные постулаты христианства, только блаюдаря ему оно не осталось одной из многочисленных сект, а быстро превратилось в мировую религию.

Это Павлу, иудею и одновременно римскому гражданину, удалось не только самому усмотреть зерно во всей этой чепухе, но и выделить его для римской ученой знати. Зерно в том, чтобы не просто начинать новые отношения между людьми, это бывало и раньше на уровне отдельных чудаков, именуемых то философами, то дураками, в зависимости кто чего смог достичь, а на уровне основы, платформы, фундамента, на котором строится новый мир... очертаний которого они еще, понятно, не знали. Так, смутно чувствовали, что может что-то получиться. Надеялись. Ведь все остальные пути, что объявлялись единственно верными хоть в старом и мудром Китае, хоть в Индии, хоть в землях Персии, — все ведут к застою. С теми религиозными системами и через сто тысяч лет Китай будет все тем же Китаем, а Индия — Индией, все так же йоги будут стоять на голове, а факиры дудеть перед змеями... а вот здесь впервые нарождается нечто действительно новое.