ТРОЕ ХРАБРЫХ, ПЯТЕРО СПРАВЕДЛИВЫХ

Цзян Пина так избили, что все тело его покрылось кровавыми рубцами.

— Ну, а теперь скажешь правду? — крикнул Хуа Чун.

— У бедного даоса нет пристанища ни в монастыре, ни в кумирне, живу где придется, — отвечал Цзян Пин. — А этим стилетом защищаюсь от лихих людей.

Хуа Чун заметил, что Дэн Чэ о чем-то сосредоточенно думает, и, опасаясь, как бы он не отпустил даоса, сказал:

— Передохните, брат, я продолжу допрос.

Он велел слугам отнести Цзян Пина в пустой домик во Дворе, хорошенько стеречь пленника, а сам последовал за Дэн Чэ во внутренние покои. Как только он удалился, слуги стали между собой говорить:

— Выискался указчик на нашу голову! Распоряжается, будто хозяин.

— С самого полудня истязают беднягу, живого места на нем не найдешь.

— Может, пить хотите, господин даос?

— Только что вино принесли, налей ему горяченького.

Цзян Пин сделал несколько глотков и сразу почувствовал прилив сил.

Смеркалось.

— Ну и проголодался же я, нет больше сил терпеть, — сказал один из слуг.

— Да и я бы не прочь поесть, — отозвался другой. — Отчего это нас до сих пор не сменяют?

— Вы идите, не бойтесь, — вмешался Цзян Пин. — Я не сбегу!

— Знаем, что не сбежишь. А сбежишь — не велика беда.

Слуги ушли.

Тем временем Оуян Чунь и Хань Чжан проникли в усадьбу. Оуян Чунь развязал Цзян Пина, на руках отнес его в сад, велел спрятаться, а сам, держа наготове меч, побежал к залу.

Между тем вернулись слуги, сторожившие Цзян Пина, обнаружили, что он исчез, и побежали докладывать Дэн Чэ. Находившийся здесь же Хуа Чун схватил меч, Дэн Чэ снял со стены самострел, и оба они выбежали во, двор. Увидев Оуян Чуня, Дэн Чэ выстрелил из самострела, но Храбрец отскочил в сторону и мечом отбил шарик. Так повторилось еще три раза. Тогда к Храбрецу сзади подскочил Хуа Чун. Храбрец быстро обернулся, взмахнул мечом, и меч Хуа Чуна со Звоном отлетел в сторону. Хуа Чун струсил и бросился к калитке, ведущей в сад. Он бежал, не разбирая дороги, в поисках укромного местечка, как вдруг заметил увитую виноградом решетку и сел отдохнуть. В этом месте как раз и спрятался Цзян Пин.

А к этому времени, надобно вам сказать, к Цзян Пину уже вернулись силы, его ноги и руки вновь обрели подвижность. Он сразу признал Хуа Чуна и навалился на него всей своей тяжестью. Тот высвободился, вскочил и в страхе пустился наутек. Тут подоспел Хань Чжан и бросился вдогонку за Хуа Чуном. Казалось, еще миг, и он настигнет противника, но Хуа Чун неожиданно перемахнул через стену и побежал в западном направлении. Только ступил он на мостик, как кто-то обхватил его за плечи. Это был Цзян Пин.

— Эй, не хочешь ли искупаться?

Толчок, и оба полетели в воду. Плавать Хуа Чун не умел, и Цзян Пин несколько раз окунул его с головой. Наглотавшись воды, Хуа Чун лишился памяти.

Тогда его втащили на мостик и крепко связали.

Цзян Пин переоделся.

Хуа Чуна, который все еще был без памяти, тоже переодели, Фын Ци сбегал на кухню за хворостом и развел костер.

— Ох, утопили, — простонал Хуа Чун.

Цзян Пин налил ему кубок горячего вина и сказал:

— Вот что, Хуа Чун, выпей-ка, согрейся и не думай, что мы собираемся тайком убить тебя. Ты творил зло, бесчестил женщин, вот мы и решили тебя изловить и передать властям. На рассвете Фын Ци отправился в уезд доложить о поимке преступника.

— Ну, — сказал Храбрец с Севера, — с этим делом покончено. А теперь мне надо поспешить в Мохуацунь на свадьбу барышни Дин и господина Чжань Чжао.

Если хотите знать, что произошло с Хуа Чуном дальше, прочтите следующую главу.

ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ

Хуа Чуна подвергают заслуженному наказанию. Чжань Чжао завершает брачный обряд. Братья Дин устраивают проводы другу. Монах Цзинь-сю читает надписи

Когда Цзян Пин с Хань Чжаном пришли в уезд, Цзян Пин попросил передать начальнику уезда грамоту, выданную ему в кайфынском ямыне. Тот пригласил Цзян Пина к себе в кабинет, расспросил про обстоятельства дела, поднялся в присутственный зал и распорядился ввести преступника.

Хуа Чун не отпирался и сразу признал себя виновным. Начальник уезда составил надлежащую бумагу, и Хуа Чуна отправили в столицу. Вернулись в столицу и Цзян Пин с Хань Чжаном и Лун Тао. Цзян Пин первым явился в ямынь и рассказал обо всем, что приключилось с ним за это время.