Тайна Розенкрейцеров

– Боюсь, эта дверь может привести нас в преисподнюю.

– Это было бы самое гениальное открытие в мировой истории.

– Не смейся. Чем больше я думаю об этом деле, тем меньше оно мне нравится. Интуиция подсказывает, что нужно замаскировать вход в камеру и бежать отсюда, куда глаза глядят.

– Наверное, на тебя так действует излучение.

– Не исключено. Я действительно чувствую себя не в своей тарелке. Нервы натянуты, как струны. Для меня это ново.

– Зато я в норме. Но тоже волнуюсь, если честно.

Николай Данилович встал, потянулся и сказал:

– Похоже, нам уже не уснуть. Поэтому готовь завтрак, а я займусь материальным обеспечением нашего похода в преисподнюю.

– А я думал, ты сдрейфил…

– «Быть или не быть, вот в чем вопрос…» Помнишь?

– Спрашиваешь…

– Ах, эти вечные сомнения и колебания, присущие, как нас обзывали партайгеноссе, «гнилой» интеллигенции, которые, словно зараза, разъедают изнутри мой здоровый рабоче-крестьянский организм…

Не нужно было ни мне, ни нашим дедам-прадедам сочетаться браком с представителями дворянства и образованными дамочками, взращенными под бдительным присмотром компартии.

– Хочешь меня предостеречь?

– С тобой еще сложнее. По-моему, ты никогда не женишься. Бегаешь по девкам, как племенной бык по стаду. И пока не видно, чтобы хоть кто-нибудь из лучшей половины человечества поймал тебя на крючок.

– А тебе хочется внуков понянчить…

– Поживешь с мое, вот тогда и поймешь, что хочется такому пожилому человеку, как я.

– Перестань, а не то я сейчас расплачусь от жалости. Батя, тебе до старости еще грести и грести.

Успеешь и внуков понянчить, и свою нетленку дописать.

– Твои бы слова, да… – Николай Данилович поднял глаза к небу.

Написать книгу было его мечтой. И не просто книгу, а научно-исторический труд по кладоискательству в России. В семье Тихомировых почти за три столетия скопилось очень много интересных материалов по этому вопросу. Осталось всего ничего – все это литературное богатство систематизировать и изложить в письменном виде.

Работать над книгой Николай Данилович начал лет десять назад. Но дело продвигалось туго. Он был интересным рассказчиком и никогда не лез в карман за словом, но оказалось, что говорить – это одно, а излагать свои мысли на бумаге – совсем другое. К тому же над рукописью Николай Данилович сидел редко, да и то урывками, – отвлекали постоянные экспедиции в поисках кладов и древних захоронений.

В камеру они спустились, едва рассвело. Перед этим Глеб, по настоянию отца, несколько усовершенствовал свою сторожевую «паутину». Он поставил дополнительный растяжки, оснащенные пиропатронами. Если кто-то попытается подойти к палатке, то раздастся взрыв, который они услышат и под землей. Конечно, от взрыва никто не пострадает, – это всего лишь шум, дым и пламя – но страху на незваных гостей он нагонит. В этом ни Глеб, ни отец не сомневались.

Они простукивали стены больше часа. И тщетно.

– Артель напрасный труд, – разочарованно сказал Глеб.

Он был зол, как никогда прежде. Голубая птица удачи поманила их оброненным перышком, взмахнула крылом – и была такова. Неужели розенкрейцеры городили весь огород с планом, тайниками и святилищем лишь для того, чтобы спрятать подальше от глаз людских свой устав? Да кому нужна эта пустая болтовня!?

– Может быть, может быть… – рассеянно ответил Николай Данилович.

Отец присел в углу на бухту длинной, тонкой, но очень прочной, веревки, которая должна была служить им нитью Ариадны, когда они спустятся в пещеры. Он внимательно и сосредоточенно рассматривал пол камеры и стены, словно впервые их видел.

– Ну-ка, дай сюда копию плана, – попросил Николай Данилович.

– Зачем она тебе?

– Надо, – коротко ответил отец.

Кроме самого плана, Глеб сделал на компьютере еще и его копию. С помощь специальной программы он убрал все помарки на плане и «вытащил» тонкие, едва видимые, линии, почти исчезнувшие от времени.

– Смотри сюда…

Николай Данилович ткнул пальцем в угол листа.

– Соображаешь?

– Нет, – ответил Глеб, тупо глядя на план. – Не понимаю, что ты имеешь ввиду.

– «Шахматную доску». Присмотрись к ней внимательней.

«Шахматной доской» они называли часть плана размером со спичечный коробок, расположенную под зашифрованным текстом и расчерченную на квадратики. Некоторые из них были заштрихованы.