Ideal жертвы

...В первый наш вечер мы, как и договорились, встретились в баре. Полумрак, грохот диска с ненавистным Биланом, развязный бармен, застоявшийся сигаретный запах. В таком месте вальсы не потанцуешь. Но Старцев – вот удивительная способность у человека! – даже пребывание в забегаловке смог сделать праздником. Столик выбрал самый удобный, в дальнем закутке, сразу дистанцировал нас от прочей пьющей-гуляющей публики. Заказал мне клубничный дайкири. А когда официантка, подав коктейль, отошла – протянул небольшую, изящно упакованную коробочку. В первый момент я, глядя на все эти бантики и красивую оберточную бумагу как дурочка, даже подумала: в ней кольцо!.. Но быстро, конечно, изгнала из головы глупые мысли. С чего бы там быть кольцу?.. Да и не собиралась я вовсе, несмотря на все достоинства Старцева, принимать от него подобные подарки.

Однако в коробке оказалось нечто совсем другое. Я сорвала блестящую обертку – и в изумлении извлекла крошечное, очень изящное, в серебряной оправе зеркальце на подставке. Вещичка, безусловно, была красивой, но подарок, наверно, не без умысла? Я непонимающе посмотрела на доктора – и услышала его властный, магнетический голос:

– Взгляни в зеркало, Бэла.

Я послушалась.

Ничего нового не увидела: пухловатое лицо. Несколько встревоженный взгляд. Тщательно вымытые и уложенные, но уже подрастрепавшиеся волосы...

А доктор продолжал:

– Ты хотя бы сама понимаешь, Бэла, насколько ты красива?

Слышать его слова было приятно, хотя иллюзий я не питала. Красота – это не обо мне. Фигура ужасная, а лицо вообще никакое. Нос картошкой, губы толстоваты, глаза скучные, серые. Однако сейчас, в полумраке бара – и под откровенно восторженным взглядом доктора – я вдруг действительно показалась себе очень даже ничего. Со стандартной модельной внешностью, разумеется, ничего общего, но определенный шарм, безусловно, присутствует. И даже сексуальность.

Доктор горячо произнес:

– Ты знаешь, Бэла. Я не самый молодой, много повидавший человек. И, как ты понимаешь, далеко не всю жизнь просидел в этом санатории. Довелось и по миру поездить, и с людьми пообщаться. Всю Европу повидал, и в Америке бывал неоднократно, и в Азии. Но нигде – слышишь, нигде – никогда не встречал женщин, столь красивых, как в России. Таких, как ты.

– Да что вы, Георгий Семенович, – смущенно пробормотала я. – Я совсем не...

– Ни слова больше! – властно оборвал он. И (сейчас со мной уже говорил не влюбленный, но врач) серьезно произнес: – На самом деле твоя, Бэла, проблема – вовсе не лишний вес. А то, что ты себя не любишь, не понимаешь, не ценишь. Да ты посмотри на свои глаза! Они огромные и глубокие, как лесные озера. – В его голосе вновь зазвучали очень мужские нотки. – А твои губы? Любой мужчина все отдаст, если они ему чего-то пообещают... Смотри в зеркало, смотри, – повторил он. – И наслаждайся, и люби себя, и береги.

Повинуясь его непреклонному тону, я вновь взглянула на собственную физиономию. Да, пожалуй, доктор прав. Не фотомодель, конечно, но, может, обычным мужчинам фотомодели и не нужны? За примерами далеко ходить не надо. Богатые папашки, те, кто приводит своих детей в наш садик, фотомоделей меняют по паре штук в год. Сколько раз я слышала, как ребятня (те, кто постарше, пятилетки-шестилетки) друг перед дружкой хвастаются: «У меня новая мама – вице-краса России...» Но только очень редкие «красы России» получали статус постоянных законных мам.

Правда, и мне (со всей моей, как утверждает доктор Старцев, красотой) никто из богатых пап руку и сердце тоже ни разу не предлагал...

И у меня вдруг вырвалось:

– Георгий Семенович! Скажите, зачем вам это?

– О чем ты, Бэла? – удивленно воззрился он на меня.

– Ну, зачем вы ко мне... – я едва удержалась, чтобы не произнести слово «подлизываетесь», но поправилась: – Почему так хотите убедить меня в собственной исключительности?!

Смутить его мне не удалось. Доктор спокойно произнес:

– Я же говорил тебе: это часть терапии.

– Да ладно вам, Георгий Семенович, лапшу вешать! – пошла я в разнос. – Вы б никакой карьеры не сделали – если бы каждую пациентку в бар выводили. Времени работать бы не хватило. Вам от меня что-то нужно. Что?

– Подумай сама, – улыбнулся он.

И опять я оказалась в тупике, потому что не понимала, что я могу ему предложить. Постель? Мою молодую (двадцать семь лет против его пятидесяти) энергию? Или все-таки что-то меркантильное? Гипотетические отцовские миллионы? А может, он с моей помощью в столицу перебраться хочет? За пять дней здесь, в санатории, я уже успела понять: все местные Москву и москвичей искренне ненавидят. Но при этом только и мечтают сбежать из своей дыры Кирсановки куда-нибудь на Тверскую или, на худой конец, в Люблино.