И когда я уже совсем теряю надежду, телефон вдруг разражается трелью. Я смотрю на определитель: но вызывает меня совсем не тот, чьего звонка я ждала. Это всего лишь отец! Первая мысль: до чего же некстати, вдруг, пока мы будем с ним говорить, мне позвонит Костя и наткнется на короткие гудки?
Однако я все же отвечаю:
– Да, папа?
И вместо ответного приветствия натыкаюсь на гневное:
– Слушай, Бэла! Ты что творишь?!
– Я? Творю?!
Мой голос от волнения и от обиды садится, отец сразу сбавляет тон:
– Ладно, извини, извини. Я просто неправильно сформулировал. Я очень за тебя волнуюсь и хотел узнать, все ли у тебя в порядке?
Я его совершенно не понимаю:
– А что случилось?
– Ну как! Все-таки ты еще молода, совсем там одна, а кругом полно, – он делает паузу, – местных героев-любовников.
– Папа, мне двадцать семь лет, – отрезаю я. – И со своими любовниками я вполне могу разобраться сама.
– Ага, – радуется он, – значит, любовник есть!
Голос отца приобретает доверительный оттенок, и он вопрошает:
– Твой мачо, конечно, чертовски красив? Мускулист? И, разумеется, великолепен в постели?
– Откуда ты взял про постель? – бормочу я.
– Ох, Бэла, Бэла, – вздыхает отец, – наивная ты девочка...
– Да объясни, в чем дело! – начинаю злиться я.
В трубке раздается писк – кажется, мне пытается дозвониться другой абонент, и это, конечно, Костя – но прервать разговор с папашей я не могу. Отец спокойно объясняет:
– Бэла, я, конечно, не могу запретить тебе влюбляться и проводить время с мужчинами. Но имей в виду, ко мне сегодня подходил шеф моей службы безопасности. И сказал, что про тебя наводили справки. Про тебя, мою дочь. Причем интересовались тобой, знаешь, откуда? Из твоего санатория.
– Кто интересовался? Зачем?..
– Кто конкретно наводил справки – они не выяснили, – сообщает отец. – А интересовались, собственно, одним. Сколько у тебя денег.
Я пораженно молчу, родитель повторяет:
– Кто-то из санатория очень хочет узнать, каковы размеры твоего личного, не подконтрольного мне, состояния.
– О, боже! – выдыхаю я. И недоуменно произношу: – Но ведь у меня нет никакого состояния... Только те деньги, что ты мне дал с собой...
– В том-то и дело, – жестко резюмирует отец. – Значит, кто-то узнал, что ты моя дочь, и надеется отхватить лакомый кусочек. Поэтому я и предупреждаю, чтоб ты была осторожней со своими любовниками. Предупреди их сразу: никакого приданого я за тобой давать не собираюсь. Ты поняла?
Его тон меня бесит, и я ору:
– Да не нужно мне от тебя ничего!
– А я тебе ничего и не предлагаю, – спокойно соглашается он. – Кроме, конечно, отцовской любви. Ну и, может быть, небольшой суммы в завещании...
– Я уже сказала, что не претендую на твои деньги!
– Очень рад, что не претендуешь, – говорит он. – И, кстати, имей в виду: твой герой-любовник наверняка уже в курсе, что ты вовсе не богатая наследница, за которую он тебя принимал. Мой шеф по безопасности передал интересующимся: лично у тебя – нет ни копейки. И права на обязательную долю моего наследства ты, как совершеннолетняя и трудоспособная, не имеешь. Поэтому, – отец цинично усмехается, – не удивляйся, если твоя страстная любовь вдруг завянет.
Я в полном шоке. Но стараюсь говорить совершенно спокойно:
– Хорошо. Спасибо, что предупредил.
Кладу трубку. В изнеможении откидываюсь на спинку дивана.
Я не сомневаюсь, я просто уверена: это какая-то ошибка.
Костя – совсем не из тех, кто охотится за моими (на самом деле несуществующими) деньгами.
Однако часы показывают восемь вечера... восемь тридцать... девять... девять тридцать... Я плачу, мечусь по комнате... Но... Писк в трубке мне, наверно, просто почудился. Константин мне так и не позвонил.
Лиля
Поспать мне действительно удалось лишь пару часов – на плече у моего кареглазого красавца перед рассветом, когда мы оба были вымотаны до донышка, но безмерно счастливы. Потом я попросила, чтобы он отвез меня в санаторий.
– Когда мы встретимся снова? – требовательно спросил мой искуситель.
Я засмеялась:
– На свадьбе!
Увидела, как вытянулось его лицо, и добавила:
– На свадьбе наших детей. Когда твоя дочка будет выходить за моего Максимку.
Я улыбалась кареглазому шоферу, но думала уже не о нем. Мне предстоял тяжелый день: шесть тренировок при почти бессонной ночи совсем не шутка. Но настроение все равно было прекрасным. Во-первых, с плеч слетел груз вины (ведь я, несмотря на все заверения Константина, думала, что, может, и вправду довела Елену Ивановну до инфаркта!). А во-вторых, в голове проносились соблазнительные планы, как распорядиться огромными деньгами – теми, что мне в случае успеха моего расследования посулил вдовец. Я практически не сомневалась, что мне удастся раскрыть тайну и что Димусик не обманет, заплатит. На пятнадцать тысяч можно многое себе позволить. И Максимку в парижский Диснейленд свозить. И купить машину. А мой кареглазый мачо-водитель научит меня ею управлять... О том, чтобы пустить деньги на отдачу долга – той самой тридцатитысячной кабалы, в которую меня загнал директор санатория – я и не думала. С какой стати я буду платить, если теперь совершенно точно известно, что я к гибели Елены Ивановны непричастна?