Ideal жертвы

– Ты мне рассказала, что твой Старцев здешних женщин для того, чтобы они не ели мучное и сладкое, кодирует с помощью гипноза. Предположим. Но почему они тогда в пользу руководителей санатория завещания оставляют?

– А они что, оставляют? – поразилась Мария.

– Разве я тебе не рассказывала? Да, оставляют. Не знаю насчет всех подряд, но вот Тулякова – та, что у меня на тренировке умерла – такое завещание точно написала. И знаешь, сколько она подарила двоюродному брату здешнего директора? Акций на пять «зеленых лимонов»!

– Да ты что! – глаза у моей подруги округлились. Для нее, как, впрочем, и для меня, пять миллионов долларов – все равно, что пять миллиардов. Непредставимая сумма, которой ни у меня, ни у нее точно никогда не будет.

– Кто и почему их заставлял такие подарки делать? Тот же Старцев? И тоже под гипнозом?

– А, может быть, он... – мечтательно сказала Мария. – Вот бы он и для меня такой подарок организовал...

– И не надейся! – отрезала я. – Ты лучше узнай: как твой гипнотизер и руководители санатория такие дарственные устраивали?

– Ну, я попробую, конечно, – неуверенно пробормотала подруга.

– И еще, – наседала я. – Зачем они Степана убили? Допустим, ты права. В санатории, как Старцев рассказывает, просто от ожирения кодируют, а погибшие женщины свой обет нарушали, потому и умерли. Но это, извините, не преступление. Такое сплошь и рядом случается. Высоцкий, например. Он тоже, говорят, от пьянки закодировался, но не удержался, выпил стопку. И сразу инфаркт. И никого в его смерти не обвиняли. Никакого криминала. А что особенного Степа смог узнать, что его потребовалось в бассейне топить, самоубийство инсценировать?

– Ты уверена, что его и вправду убили?

– И к гадалке не ходи! – отрезала я. – Может, я в тот день его не самой последней видела. Но я была последней – а, похоже, единственной, – с кем он откровенно говорил. И он мне стопудово намекал, что раскрыл, дескать, тайну санаторских смертей и здешние руководители за это могут поплатиться. Той же ночью его и убили... Поэтому не в кодировании от ожирения здесь дело – или не только в нем одном. Я чувствую это! А ты – выясни.

– Слушай, Лиль, – заныла Машка. – Может, ну его? Зачем нам с этим связываться? Я одним местом чую: опасно это. Ох, как опасно!

После этих слов я схватила подружку за плечи и хорошенько встряхнула. Заглянула ей в самые зрачки и прошипела:

– Ты что, не понимаешь? Я уже в это дело встряла! И мне – обратного хода нет!

В глазах у Марии мелькнула паника.

– Зачем ты меня тогда в него впутываешь?!

Я еще раз тряхнула ее хорошенько. Машка – трусиха. И человек слабовольный; во всяком случае, уверенности в своих силах у нее явно меньше, чем у меня. Поэтому угрозы и шантаж мне всегда, еще с пятого класса школы, когда мы подружились, помогали над нею брать верх.

– Ты у меня тысячу долларов на компьютер взяла? – вперилась я ей в глаза. – Взяла! Не хочешь на меня работать – деньги гони назад!

Ужас, отразившийся на ее лице после моей угрозы, стал еще сильнее.

– Но я уже компьютер в Интернет-магазине заказала...

– Тогда давай, работай! Узнавай, что мне надо. И не выеживайся! Девочку из себя не строй!

На глазах у Машки набухли слезы. Но она не заплакала, переборола себя и сквозь слезы улыбнулась.

– Степанова во всем идет на поводу у Бодровой, – вдруг проговорила она важным тоном, пародируя нашу бывшую классную. Именно так классуха отзывалась о наших с Машкой отношениях.

Получилось похоже. Я не удержалась – фыркнула, засмеялась. Подружка стала мне вторить. У меня мелькнуло: «И почему люди по-хорошему никогда тебя не понимают?»

– Ладно, Лиля, – покорно произнесла подруга. – Попробую узнать, что ты просишь.

...Когда мы шли назад в наше общежитие, то обнялись, болтали обо всем – и казалось, забыли о том, где мы и что ввязались мы в, можно сказать, смертельно опасное предприятие.

И даже представить не могли, чем закончится этот день...

Бэла

Обдумывать планы мести – забавное занятие. Я имею в виду, конечно, не всякие нереальные идеи, когда мечтаешь, например, сшибить тяжеленным джипом надоевшую начальницу или выплеснуть на голову какой-нибудь особо въедливой родительнице кастрюлю с супом, сваренным на всю старшую группу. Насылать великие кары на несимпатичных тебе людей в собственных фантазиях – это одно. А вот реально мстить – совсем другое. Этого я никогда не делала. Не потому, что такая уж христианка – просто интриги плести не умею. И бить из-за угла тоже. Мне проще выкинуть неприятные инциденты из головы, а обидевших меня людей – забыть.