Пиранья. Бродячее сокровище

Высокое овальное окно лопнуло, посыпались осколки, и пуля звучно ударила в потускневшую деревянную панель под потолком. Почти не рассуждая, Мазур, отшвырнув свое массивное стуло, пинком подшиб ножку стула девушки, отпихивая его от стола, свалил Кристину на пол и замер с пистолетом в руке.

Дззз-зззынь! Второе окно вылетело к чертям, а за ним и третье. Пули ударяли в стену высоко над головами. Мазур старательно считал выстрелы.

Во дворе хлопнула парочка других, прозвучавших гораздо ближе: ну, ясно, привратничек старается, в белый свет, как в копеечку. Девять, десять... и – тишина.

– Послушайте! – сердитым шепотом произнесла Кристина. – Что за манера меня то и дело швырять, как куклу? И на дороге, и здесь... Я вся в синяках...

Во дворе бабахнул еще выстрел.

– Лежите-лежите, – сказал Мазур. – Береженого бог бережет. Когда еще мне выпадет случай держать в объятиях девушку из столь благородного рода, причем на законных основаниях, заслоняя своим телом от опасностей?

Она забарахталась всерьез – гибкая, сильная, в ароматах незнакомых духов. «Приятная девочка, – подумал Мазур, посильнее придавив ее к полу. – Знать бы только, что за игры играет, и в чем тут двойное дно, оно просто обязано быть...»

– Пусти!

– Сейчас, – сказал Мазур. – Не вставай сразу, ладно?

Он, пригибаясь, чуть ли не на четвереньках подбежал к большому выключателю рядом с входной дверью и с маху вырубил свет. Метнулся к окну, примостился в простенке. Разумеется, ничего подозрительного он во дворе не заметил, хотя ночь выдалась лунная – пусто, конечно, они определенного палили с приличного расстояния, оружие позволяло...

Кристина подошла к нему, вгляделась в темноту и зло сказала что-то по-испански. У Мазура осталось впечатление, что это были слова, которых благородной сеньорите из приличного дома вообще-то не полагалось бы знать – но что поделать, двадцатый век, эмансипация и все такое...

– Совершенно тот же почерк, – сказал он задумчиво. – Десять выстрелов из двух пятизарядок, издалека... И снова никто не стремился в нас попасть, наоборот...

– Удивительная проницательность! – фыркнула Кристина. – Но ты, в общем, прав. Считая тот случай, на дороге, это уже шестой раз за последнюю неделю...

– В доме есть телефон?

– Есть. Толку от него мало. Провода давным-давно перерезаны. Они мне мотают нервы вторую неделю...

– Кто? – жестко спросил Мазур. – Расскажешь ты мне, в конце концов, что здесь творится?

– Завтра, – твердо сказала Кристина. – Я жду одного человека. Он приедет завтра и мы отправимся в Чакон... Я расскажу перед этим. Вдруг...

– Ага, – сказал Мазур. – Вдруг случится какое-то чудо, все волшебным образом обойдется и не придется ничего рассказывать постороннему человеку? Дорогая сеньорита, вы все еще верите в чудеса? Их не бывает, а если все же случаются, то не столь волшебные... Когда вы это поймете, наконец?

– Понимаете, Джонни, это так долго считалось чисто семейным делом...

– Ну да, – сказала Мазур. – Фамильные традиции, роковые тайны... «О, сын мой, на смертном одре я должен открыть тебе, что ты вовсе не сын мой, а дочь моя...» Как же, знаем... Интересно, а эти пакостники – тоже семейное дело?

– Самое смешное, что – да... В каком-то смысле.

– Какая-нибудь вендетта?

– Да нет, – со вздохом сказала Кристина. – Скорее уж непримиримая ссора... Это дон Хайме...

– Какой-нибудь благородный сосед?

– Чтоб его черти взяли... Самое скверное, мне нечего предъявить полиции. Одни пулевые отметины в стенах, да перерезанные телефонные провода. Капитан будет меня утешать, обещать, что предпримет все надлежащие меры – только ему, как легко догадаться, не хочется впутываться во все это... Выгоды никакой, а уличить никого невозможно...

– Ты дождешься, – сказал Мазур. – В конце концов, они дом подпалят с четырех концов. Я на их месте именно так бы и поступил – сколько можно примитивно палить из винтовочек? Если повторять это достаточно часто, такие фокусы перестают казаться угрозой...

– Они с тобой, часом, не советовались? – фыркнула Кристина. – Потому что позавчера как раз и подожгли... Не дом, правда, а мой единственный коровник. Вон в той стороне, в полумиле... Подперли дверь, когда Пакито прибежал, было уже поздно... Коровы сгорели, все восемь. Последнее мое движимое имущество, последнее, что еще как-то отдаленно смахивало на хозяйство... Теперь остался только дом.

– А собак у тебя, что, в хозяйстве нет?