Пиранья. Первый бросок

И все равно следовало подстраховаться. С такими быками никогда заранее неизвестно. Сняв с бесчувственного тела пояс, Мазур не без труда содрал с Шарля рубашку и в три секунды накроил из нее лезвием паранга длинных лохмотьев. Рубашечка была шелковая, новая, Шарль оказался из франтов,– ну, тем лучше, шелк – штука прочная...

Тщательно скрутив запястья и щиколотки поверженного верзилы, Мазур запихал остатки рубашки ему в рот. Не столь уж и надежный кляп, но на какое-то время глотку заткнет. Тем более, пока сообразят, откуда доносятся вопли, кто их издает...

Застегнул пояс у себя на талии, вынул из кобуры оружие и бегло проверил – английский самовзводный «Альбион» на восемь патронов, производства сорок четвертого года, но выглядит ухоженным, а значит вполне надежен. Револьверы вообще вещь надежная, при хорошем уходе черт-те сколько времени прослужат...

Тщательно притворив дверь винного погреба, на цыпочках двинулся вверх по лестнице. Прислушался, встав в начале длинного, слабо освещенного коридора. Огромный особняк был погружен в безмятежный сон. Где-то неподалеку, правда, бодрствовали жаждавшие общения с новым человеком две симпатичных темнокожих девочки, но не идти же с ними прощаться?!

На миг он почувствовал жгучую обиду: настолько здешняя жизнь и здешние обитатели были неправильными. Ничуть не похожими на тех хрестоматийных граждан освободившегося от колониального ига молодого государства, о которых ему столько талдычили на родине. Совсем другие люди. Где расположен СССР, понятия не имеют, в социалистическую ориентацию, каковую они якобы выбрали, вот ересь, совершенно не верится. Кто это тут за социализм – прекрасная Эжени? Шарль? Несознательные они тут все какие-то, неправильные...

Коридоры, по которым его вели, он запомнил отлично. И без малейшей заминки прокрался к черному ходу. Мимо плотно притворенных дверей, за которыми неизвестно кто обитал, мимо тяжелых старинных шифоньеров, мимо часов под стеклянным колпаком. Скользил, словно во сне.

Вышел на низкое крыльцо, в душную теплую ночь, держа ладонь на рукояти паранга. Должны же в таком поместье иметься какие-то сторожа? Лишь бы собак не было, от них столько шума...

Решительно спустился с крыльца, подошел к веревке с сохнущим бельем и снял с нее первые попавшиеся под руку штаны – собственные держались на одной-единственной пуговице трудами пылкой Эжени, и полагаться на них рискованно. Украденные великоваты и влажноваты, но пуговицы на них в целости...

Постоял у стены, прислушиваясь к ночным звукам. Где-то скрипуче орала неизвестная ночная птица, от другого конца дома долетел тихий женский голосок – те две вертихвостки, надо полагать?

В небе сияли огромные звезды, сверкала ослепительная полоса Млечного Пути с черным пятном «угольного мешка». Без труда Мазур отыскал Южный Крест – в точности такой, как на бразильском флаге. Ну вот, и определенность появилась. Теперь он прекрасно знал, в какой стороне Виктория, и предпочитал не думать о совершенно неизвестной ему дороге туда. Плестись полсотни километров по бездорожью... А почему, собственно, нужно плестись?

Вон то строение наверняка и есть гараж. Бывшая конюшня – их в старые времена строили на значительном отдалении от дома, чтобы господам не пришлось нюхать запашок навоза. Если перебежать вон туда, держась подальше от единственного освещенного окна...

Он скользнул в ту сторону бесшумной тенью. Бежать босиком было непривычно, но Мазур резонно предполагал, что здесь, вокруг барской резиденции, вряд ли могут валяться ржавые железки или битые бутылки, а значит, риск повредить босые ноги минимален. Мелкими неудобствами можно пренебречь... Не барин, и босиком дошлепает.

Поразительная все же беспечность – он был уже у самого гаража, а вокруг по-прежнему тишина, не выскочил с воплями бдительный сторож, не всполошилась собака. Ну, впрочем, сие вполне объяснимо – плантация простирается у черта на куличках, вдали от городов с их криминальным элементом, так что в особых предосторожностях и нет нужды. Тростниковые заросли тянутся километров на десять, кто тут будет пробираться со злодейскими целями в особняк посреди зеленого сладкого моря...

Он тихонечко приоткрыл высокую, сколоченную из струганых досок половинку двери – хорошо смазанные петли не скрипнули. Постоял у входа, прислушиваясь, потом скользнул в темноту, знакомо пахнущую бензином и железом.

Рассмотрел в полумраке очертания четырех «джипов» – другие машины на здешнем бездорожье бесполезны,– направился к ближайшему, очень уж удобно стоявшему прямо напротив распахнутой половинки двери. Сквозь узенькие горизонтальные оконца под потолком проникал лунный свет, и Мазур уже отчетливо различал приборную доску машины.