Черно-белый танец

– Ах, это вы! – воскликнул пораженный и слегка смущенный хозяин. – Простите. Сколько лет прошло!… Да и виделись мы с вами, право, мельком. А книгу вашу я прочитал. Тогда же, как вы мне принесли. В первую же ночь. Исключительный документ, знаете ли!… Редкостной мощи!… Спасибо, спасибо вам за эту работу!… – Григорян приподнялся и через стол пожал Боровко руку.

– Спасибо, конечно… – сконфуженно пролепетал старик. – Да я ведь не об этом… То есть и об этом тоже, но… – Он замолчал, но потом справился все-таки без всякой помощи Григоряна со скачущими мыслями и продолжил: – Дело в том, что рукопись я вам как раз одиннадцатого марта передавал. И в этот день человека того убили. Капитонова Егора Ильича. И жену его зарезали… И меня теперь спрашивают: ваше алиби на тот день. А я ж не могу сказать им, – Боровко дернул головой, под «ними» имея в виду следователей из КГБ, – что мы в тот день как раз с вами встречались… Ведь им же ничего нельзя говорить! Ни в чем признаваться! Им только одно «а» скажешь – они ведь тут же обязательно и про «б» спросят… И выведают… Им палец в рот положишь – а они всю руку отхватят… Я, предположим, скажу, что встречался тогда с одним человеком – а они сразу: а с каким-таким человеком?! Значит, мне придется называть вас! – с ужасом проговорил Боровко. – Что я с вами встречался! А ведь вы тогда в ссылке были. Вы в Москву нелегально приезжали!…

– Ох, да какие пустяки! – воскликнул диссидент. Он был тронут до глубины души преданностью старика. – Да кого это сейчас волнует – нелегально ли я тогда приезжал?! Четыре года ведь прошло! Да что им сейчас за дело до этого!… Не те у них заботы. Им бы, «гэбешникам», сейчас своих бы пересчитать!…

– Да? – радостно просиял Боровко. – Можно все рассказать? Правда?… Но все равно: я должен был у вас спросить… А потом: допустим, скажу я им, что мы, значит, в тот день с вами встречались… А они спросят: а зачем встречались? Почему встречались? И что?… Мне им про рукопись рассказывать?… А ведь это, наверно, до сих пор для них тайна. И до сих пор, для меня – уголовная статья…

– Ну зачем же: раз уж начали рассказывать, то все до копейки рассказывать? – вскричал Григорян. – Не надо им ничего про рукопись говорить!… Скажите им: были, мол, у меня в гостях. Я сам вас пригласил. Сидели мы с вами весь день здесь в квартире, чаи распивали… Спросят, зачем я вас пригласил, так и скажете: прослышал, мол, сам Григорян, что Боровко в сторону диссидентства склоняется, вот и пригласил, чтоб о ваших идейных устремлениях выведать… Да только, мол, не подошли вы мне – слишком вы спокойный человек, слишком любите свою Родину… С тем, скажете, со мной и расстались.

– И вы подтвердите? – с облегченной улыбкой, да даже сквозь навернувшиеся слезы спросил старик.

«Все-таки он помешанный», – подумал Григорян, а вслух ответил:

– Да конечно же подтвержу! Все подтвержу!… Можете не сомневаться!

– И это не повредит вам? – обеспокоено спросил Боровко.

– Да нет же, нет! Теперь – не повредит нисколько. Да если бы даже и повредило – неужто я бы не подтвердил? Неужто бы допустил, чтоб вас вот так, без вины, осудили?!

– Спасибо, – пролепетал сквозь слезы старик. – Спасибо вам, Александр Рафаилович. Вы благородный человек. Спасибо, спасибо вам.

– Да что вы, какие пустяки, – растроганно и смущенно проговорил Григорян и подумал: «Какой преданный и чистый человек!… Готов был за меня на муку идти, в тюрьму… Жаль только, что он не совсем в себе – нельзя его использовать на полную катушку в борьбе против Советчины… А, впрочем, может, и он когда-нибудь на что-то сгодится…»

– Значит, алиби теперь у меня есть? – еще раз пролепетал сквозь слезы старик. – И я могу пойти и сказать им?…

– Ну, конечно-конечно, – заверил диссидент. – Нисколько не сомневайтесь. Я уже говорил: я все подтвержу… Может быть, хотите чаю? – спросил он, уходя от ставшего совсем неприятным разговора. – Или спать вас уложить? Места еще есть.

– Нет-нет! – засобирался Боровко, вскочил. – Я и так… И так уже злоупотребил… вашим гостеприимством… Я пойду… Пойду, на вокзал, пешочком… Здесь недалеко. А скоро электрички пойдут…

– Ну, не стану вас удерживать, – с облегчением произнес Григорян, встал и протянул Боровко руку для прощального пожатия.

Глава 14

Арсений вернулся домой глубоко заполночь.

Настолько поздно, что ни метро, ни автобусы уже не ходили. Возвратился в Москву из Богородского на последней электричке.