Черно-белый танец

Сеня заправил бумагу в портативную машинку «Эрика». «Эрика» была единственной вещью, которую Настька взяла с собой из родительского дома. Ну, не считая, конечно, платьев, джинсов и косметики.

Сеня закурил, с греховным удовольствием затянулся бешено дорогим «Кэмелом» (рубль пачка!). Неделю назад вернулся из командировки – был в страшной глуши, в Ульяновской области. Там в сельпо обнаружились залежи фирменных сигарет: еще, видать, из тех, что к Олимпиаде закупали. А курить пижонский «Кэмел» в далеком селе оказалось некому… Вспомнил, что Настька ругается, если он курит в комнате – схватил машинку и перебазировался на кухню. Поставил машинку на стол, со вкусом покурил…

«Главное – это яркое начало, или, как там Эженова мать нас учила, „лид“. После классного „лида“ читатель любую лажу схавает».

Налил из графина воды, попил, покружил по кухне. Ну, вот – нормальный творческий уют: машинка, пепельница, водичка…

Сеня застучал по клавишам.

«Вчера возвращаюсь с работы, навстречу – женщина с торжествующим лицом. На шее у нее – ожерелье из рулончиков туалетной бумаги. У хозяйственного магазина чернеет очередь, и продавщица в халате поверх телогрейки покрикивает: „Эй, крайние! Не занимайте! Туалетка кончается!“»

«Классно. „Лид“, кажется, удался. А теперь – плавно переходим к главной теме критической корреспонденции: на заводе в литовском городе Григишкес коммуниздят туалетную бумагу».

Тут грянул звонок в дверь.

Ни секунды не сомневаясь, что вернулась из магазинов Настька, Сеня бросился открывать дверь.

Распахнул.

На пороге стояли двое мужчин.

– Здравствуй, Сеня, – скупо проговорил первый, в пыжиковой шапке и добротном сером пальто. И скомандовал второму: – Давай, заноси.

Второй, одетый попроще – в кроличью шапку и габардиновую куртку на меху – мимо Арсения вперся с огромной картонной коробкой в прихожую. Затем, не разувшись, потопал, безошибочно держа курс на кухню.

И только тут Арсений узнал визитеров. «Ф-фу, наваждение! Да это же Настькин дед, номенклатурщик Егор Ильич, вместе со своим шофером-ординарцем!»

– Дома Настя? – по-хозяйски спросил старик, без приглашения снимая свое богатое ратиновое пальто.

– В магазине. Проходите, Егор Ильич.

Черт знает почему, но Арсений был рад видеть деда Ильича. Тот лично ему ничего плохого не сделал. Даже слова не сказал, когда Настька убежала вместе с ним из родного дома.

Вернулся с кухни шофер, отрапортовал: «Все, Егор Ильич».

– Можешь быть свободен, Илья. Подхалтурь, если хочешь. Но через два часа чтоб был у подъезда, как штык. Ясно?

– Могу я воспользоваться уборной? – угодливо спросил шофер. Обращался он почему-то не к Сене, а к Егору Ильичу.

Капитонов вопросительно посмотрел на Сеню. Тот поспешно сказал:

– Туалет в конце коридора. А ванная – рядом.

– Спасибо, Егор Ильич, – водитель по-прежнему не обращал на Сеню ровно никакого внимания.

Вместе с Егором Ильичом в их квартиру вошло все то, от чего, как предполагал Арсений, бежала Настя. Бежала, да недоубежала.

Вместе со стариком к ним в дом явились три вещи. Это безмерная уверенность в себе, бесцеремонность и снисходительность по отношению ко всем тем, «кто не из их круга». А престарелый шофер привнес еще и ауру чинопочитания, послушания, раболепия.

«Они только совместно могут существовать, – подумал Сеня. – Этот глыбастый самоуверенный Егор Капитонов – и его шофер, типичный советский холуй».

И все же, все же… Арсению оказалось приятно видеть старика. Потому что от него исходили могучая сила и обаяние.

Егор Ильич, наконец, снял пальто. Но не повесил – держал в руках. А тут как раз и шофер вернулся, подсуетился. Принял у старика пальто, аккуратно расправил, повесил. «Сам он, значит, раздеваться не умеет!» – усмехнулся про себя Сеня.

Шофер спросил:

– Разрешите убыть?

– Давай, Илюха, – отмахнулся Капитонов.

Седой «Илюха» (постарше Капитонова будет!) бодрячком выпрыгнул из квартиры.

С Сеней он даже не попрощался.

– Ну, показывай, как вы здесь устроились, – снисходительно проговорил, проходя внутрь квартиры Егор Ильич.

Зашел на кухню, цепко осмотрел десятиметровый жалкий уют. Кивнул на два холодильника, два кухонных стола, два чайника на плите:

– Коммуналка?

– Коммуналка, – кивнул Арсений. – Но соседка с матерью живет. Сюда редко наезжает.

– Я вам тут кое-каких харчишек подвез, – старик небрежно кивнул на огромную картонную коробку. Шофер не ошибся, поставил ее именно на их, а не на соседкин стол. Впрочем, мудрено не ошибиться: на столе пишмашинка, пепельница с окурком… Из коробки вызывающе, развратно выглядывал когтисто-зеленый хвост ананаса.