Возвращение пираньи

Кацуба, выражавший свои чувства еще более неприкрыто, нажал на крыло сверху, отчего аэропланчик ощутимо качнулся, похлопал по левому мотору, попинал черную шину:

– И давно э т о летает?

– Пять лет, сеньор, – тоном уязвленной гордости заявил Луис, жгучий красавчик в синей фуражке с загадочной эмблемой. – Совершенно надежная машина, облетала три департамента, и никогда ничего не случалось. Приземлиться способна на любой пятачок, пробег короткий.

Вообще-то он не врал. Мазур никогда не рискнул бы сесть за рычаги истребителя или штурвал аэробуса, но подобных небесных блох его в свое время обучили пилотировать. Асом летного дела не стоит себя именовать, но кое-как попасть из точки А в точку Б он сумел бы и на вертолете, и на легкомоторном самолетике. Вот только сейчас не стоит об этом и заикаться – пилотского свидетельства у него нет, потому что учился там, где их не выдают, ограничиваясь записью в засекреченном личном деле... Хотя учат на совесть, поскольку, не боясь упреков в низкопоклонстве перед Западом, давным-давно приняли на вооружение американскую методику – еще в самые что ни на есть советские времена.

Дело в том, что по советской традиции будущего летчика несколько лет мучили, вколачивая ему в голову устройство винтокрылой машины или легкого самолета, заставляя сдавать массу зачетов по знанию материальной части. Американцы поступали проще и рациональнее: давным-давно поняли, что с несерьезными поломками машина и так дотянет до базы, а серьезный военный пилот починить все равно не сможет, оказавшись в экстремальной ситуации типа вьетнамской войны, где нет ни складов запчастей, ни инструментов, ни времени, где чуть ли не из-за каждого куста торчит дуло, и гораздо проще спасаться на своих двоих, чем лихорадочно ковыряться в моторе под перекрестным огнем. Янки сажали на вертолеты восемнадцатилетних пацанов, абсолютно не затрудняя их изучением материальной части, и те месяца за три выучивались гонять на вертушках так, как гоняли в гражданской жизни на «харлеях». Примерно так учили и Мазура с сослуживцами – выходило гораздо практичнее и полезнее.

Так что Мазур немного разбирался в подобных стрекозах. При ясной погоде и в самом деле способны неплохо себя показать, приземляясь на пятачки и взлетая с них после короткого пробега. Хрупкость, конечно, мнимая. Корни глубинного недовольства в другом: сев в самолет, ты попадаешь в ситуацию, когда от тебя абсолютно ничего не зависит и значишь ты не больше, чем вон то кресло, да и возможности твои примерно те же. Одним словом, типично морское недоверие ко всему летающему – моряк в небесах, если откровенно, бессилен и жалок, как любой, попавший в чужую стихию.

– Я вас должен предупредить, сеньоры, – сказал Луис с самым серьезным видом. – Метеорологи говорят, что обстановка не опасная, однако по курсу возможны грозовые фронты. На носу – сезон дождей, кое-где уже зафиксированы обширные грозы...

– Это опасно? – мрачно спросил Кацуба.

– Как вам сказать... Скорее способно при невезении стать причиной задержки. Может случиться, что грозовой фронт не удастся обойти, тогда машину придется сажать. Хорошо, если попадется достаточно твердый участок земли... Бывает, что дожди зарядят надолго, земля тогда размокает, и приходится несколько дней ждать, когда установится погода... В это время года такое редко случается, но нужно учитывать возможную задержку...

– Словом, рулетка? – спросил Мазур.

– Иногда так и бывает, сеньор. Рановато, конечно, для н а с т о я щ и х ливней, но мой принцип – ничего от клиентов не скрывать... Сложности возможны, но не обязательны.

Он отошел с независимым видом, изо всех сил давая понять, что является истинным кабальеро, а не жадиной, только и озабоченным, как бы содрать с богатеньких иностранцев побольше.

Они переглянулись.

– Ну, командир? – спросил Кацуба.

– Что тут думать, – сказал Мазур. – Коли уж сложности возможны, но не обязательны. Янкесы добрались благополучно, авось и нам повезет.

– Правильно, – поддержала Ольга. – Возможный грозовой фронт – это вам не зенитки...

Они уставились в чистейшее голубое небо, кое-где украшенное белыми мазочками облаков. Небо как раз внушало повышенный оптимизм.

– Прорвемся, – кивнул и Кацуба. – Лично мне придает уверенности другое обстоятельство. Численность противника. В схожей ситуации, помнится, старина д’Артаньян с хищной такой улыбочкой обратился к Портосу: «Ты слышишь, барон? Их только четверо».