Пять лет назад возлюбленная изменила Кристосу с его братом и родила от...
У Надюши все было для того, чтобы навсегда остаться в девицах:...
«Да что тебе до него? – уговаривал себя Ходасевич. – Пусть живет, как знает. Да и Таня о нем как спросила – так и забыла...»
Но все-таки не удержался.
Выкурил одну за другой три сигареты, а после решительной поступью вышел из дома. Поспел на электричку с Ярославского вокзала. Дорога, по его прикидкам, займет часа три – до Сергиева Посада с относительным комфортом и дальше непонятно как до деревни Глухово.
Про деревню Глухово, где проживал Петр Петрович Горемыхин, полковник Ходасевич выяснил загодя. Явно забытое богом местечко – никаких предприятий или колхозов, жителей меньше сотни и даже улиц не имеется. До Москвы больше ста пятидесяти километров, прямого сообщения со столицей нет. От Сергиева Посада всего два раза в день ходит автобус. Чем, интересно, местные живут – кроме водки?
Дорога экс-полковника измотала: сначала бесконечные коробейники в электричках, потом – бесконечные ямы-колдобины, на которых то и дело подпрыгивало старенькое такси. Позавтракал сегодня утром Валерий Петрович нехотя, мимолетно, и обедом, пока в Сергиевом Посаде был, не озаботился – не хотелось время терять. И только когда добрался до Глухова, понял, сколь опрометчиво поступил. Здесь, похоже, и куска хлеба перехватить не удастся. Какие там кафе-столовые – даже магазина не имелось.
Давно Ходасевич не видел таких деревенек – неприкаянных, с единственным рядом кособоких, о паре оконцев, домишек. Ни церковки, ни площади, ни клуба. Вместо улицы – грязная колея. Единственная достопримечательность – горемыхинский особняк. Массивный, в три этажа, за внушительным, в два кирпича толщиной, забором, он нависал над крошечными домиками, давил их, уничтожал... Что за странная блажь – возвести дворец в умирающей деревне?
Хотя сомнений, где проживает Петр Петрович, у Ходасевича не было, он все же остановил встречного мужичка – нескладного, в тесном пиджачке и рваных трениках, но, о радость, вполне трезвого. Вежливо поинтересовался:
– Не подскажете, Горемыхина где мне найти?
– Упыря-то? – ухмыльнулся мужичок. – Да вон его замок, не ошибешься!
– А почему упыря? – Ходасевич извлек из кармана верный «Опал», предложил сигарету местному жителю.
Тот прикурил, с удовольствием втянул дым, похвалил:
– О, раритет! А Петьку тут все так называют: упырь или вурдалак. Или кровосос, по-простому. Да ты на его рожу только взглянешь – сам все поймешь.
– Действительно кровь сосет? – усмехнулся Валерий Петрович.
– Сосет не сосет, а вся деревня на него пашет, – недобро оскалился мужичонка. – То забор ему наладь, то дымоход почисти, то кирпичи разгрузи. Эксплуататор!
– Плохо платит, что ли?
– Да нормально платит, – неохотно признал мужик. – Вопрос в другом: где берет?
– И правда, – подлил масла в огонь полковник, – с каких, интересно, доходов у него такой особняк?
– А потому что упырь, – вздохнул мужичонка.
Разговор, похоже, вернулся к исходной точке, и Ходасевич уже собирался откланяться, когда собеседник вдруг зашептал:
– И попереть против него не попрешь. Боязно. Знаешь, какие мордовороты к нему ездют? Сами на джипах, и охрана на джипах, встанут у ворот – мимо не пройди.
«Интересное кино», – мелькнуло у полковника.
Осенило только сейчас: не скрывается ли под именем Петра Петровича Горемыхина совсем другой человек? Немало ведь случаев, когда по документам давно погибших вдруг всплывают абсолютно посторонние лица – как правило, с обширным криминальным прошлым. Может, и под фамилией Горемыхина нынче обретается какой-нибудь сбежавший с зоны авторитет?
Хотя нет, не сходится. Беглые каторжники стараются жить тихо. А Горемыхин в глухой деревеньке, напоказ любопытным местным, роскошный особняк выстроил. Да еще и в открытую принимает гостей на роскошных джипах. Неразумно.
В любом случае: раз уж приехал – надо идти, знакомиться и выяснять.
И полковник неспешной поступью приблизился к особняку. Твердой рукой вдавил кнопку звонка на калитке. Тот оказался самым простецким, безо всяких видеокамер. И дверь распахнулась по-деревенски широко, доверчиво. На пороге, заслоняя собой почти весь проем, показался мужчина.
«Действительно: упырь», – пронеслось у Ходасевича, едва метнул на встречавшего мимолетный взгляд. Огромный, явно выше двух метров, необъятных габаритов, а лицо и вовсе исключительное: глаза-щелочки, огромный приплюснутый нос, хищный оскал зубов. Детишки, наверное, себе Бармалея таким представляют.