Биография smerti

– Подожди, – задумчиво произнесла Таня, – а убил-то ее кто?

– Я думаю, мама, – вздохнул инвалид. – Не сама, конечно, наняла кого-то. Такая услуга, я читал, недорого стоит. Особенно если убивать не олигарха, а какую-то хохлушку.

Таню передернуло от его спокойного тона и равнодушных слов. А Стас ничего не заметил и упоенно продолжал:

– И вот за это матери огромное спасибо. Миллион, конечно, не деньги...

Садовникова изумленно взглянула ему в лицо – не шутит ли? Нет. Похоже, юный Холмогоров говорил совершенно серьезно. Щеки пылают, глаза горят...

– Заплатить, конечно, было бы проще. Но мать меня поняла. Поняла! Тут не откупаться, а именно убрать девчонку было надо, потому что Кирка свою собачью смерть заслужила.

– Вот уж не думаю... – пробормотала Таня.

Но Стас ее будто не слышал, говорил горячо, взволнованно:

– Хоть и говорят: о мертвых ничего, кроме хорошего, а я Кирку до сих пор ненавижу. Я ведь только из-за нее больше из коляски не встаю. Принципиально. Не хочу, чтобы всякая шваль надо мной потешалась.

– Ты – не встаешь, а она – в могиле лежит, – тихо произнесла Таня. – У нее ведь тоже семья, наверное, была. Мать, отец...

А Стас неожиданно усмехнулся:

– Ты права, была. Только знаешь... Они, ее семья, даже рады.

– Ты с ума сошел? – вырвалось у Татьяны.

– Ничуть, – отрезал собеседник. – Они сейчас в таком шоколаде живут! Особняк кирпичный отгрохали, два джипа купили. – И объяснил: – Я мать попросил, чтоб им денег послала. Не миллион, конечно, но тысяч сто. Для Хохляндии немало. Мамашка Киркина даже письмо мне прислала. Называла благодетелем и обещала, что всю жизнь за меня будет бога молить. Вот так.

Парень с вызовом взглянул на Садовникову. В его ясных глазах отражалось высокое, ослепительно синее небо. И – ни капли раскаяния.

– Я ведь верил ей, Таня, – почти шепотом добавил Стас. – А она меня предала. И после этого ты считаешь преступником меня?

Странная логика! Но спорить Татьяна не стала. Лишь пробормотала:

– Ох, Стас... Не мне тебя судить.

– Вот и не суди. – В его голосе зазвучали властные нотки. Впрочем, он тут же сменил барский тон на мягкий, просительный: – Просто останься... Здесь, в доме... – И совсем шепотом закончил: – Со мной...

– Можно подумать, у меня есть другие варианты, – буркнула Татьяна.

Лицо его просветлело. А в голове девушки пронеслось: «Думаешь, всех купил? Кирину семью – да. Меня – не получится». Но вслух она этого, разумеется, не сказала.

Глава 10

Таня

Деваться отсюда ей было действительно некуда. Хотя что может быть хуже, чем находиться в доме, в котором поселилась смерть?

Здесь, на юге, к трауру относились серьезно: зеркала – под покровом черных платков. Повсюду – фотографии Марины Евгеньевны, щедро снабженные черным крепом. Да еще во всех мыслимых и немыслимых местах рюмок наставили, укрыли их кусочками хлеба.

Мрак и тоска – особенно если лично ты большой горести не испытываешь. Да и с какой стати Татьяне скорбеть, если даже муж погибшей откровенно доволен. А безутешный сын рассказывает ей о старых обидах на мать и дарит цветы. Хоть бы до похорон подождал, прежде чем начинать кадриться!

Но, видно, так у богатеев принято. Антураж печальный, а по сути – всем по фигу. Одна только Фаина, похоже, и переживала.

Выглядела экономка ужасно: черное платье, голова увенчана траурным платком. Под глазами темные тени, губы сжаты в скорбную нитку.

И за обедом, едва все уселись за стол, сразу начала печальную речь:

– Похороны послезавтра. К полудню нужно будет подъехать в Сочи, в траурный зал...

– Фаина, – перебил ее вдовец, – давай поговорим о чем-нибудь другом.

Игорь Феоктистович, в отличие от экономки, смотрелся вполне огурчиком. Румяный, глаза блестят. Явно спал без кошмаров. Или просто уже успел принять на грудь?

Фаина наградила его презрительным взглядом и продолжила:

– Я составляю список приглашенных на похороны. В нем друзья Марины Евгеньевны, ее партнеры по бизнесу, все, кто был ей близок. Может быть, у кого-то из вас будут... свои, дополнительные кандидатуры?

Она внимательно оглядела присутствующих.

Народа на обед собралось немало. На своих обычных местах сидели Антон Шахов, Нелли, Татьяна. Холмогоров-старший, не чинясь, поместился во главе стола, на месте Марины Евгеньевны. Рядом с ним восседал Матвей Максимович Алтухов. Этого приглашать не надо было – сам прилетел, еще вчера вечером. Немедленно, едва узнал о трагедии.