Дикарка. Чертово городище

Она окинула себя взглядом. Ничегошеньки из прежнего при ней более не имелось – все забрали и раздели до нитки, напялив на голое тело даже не короткое платье, а короткий балахон из грубой серой ткани, больше напоминавший мешок.

Балахон с огромным вырезом сполз с плеч, но она не обратила внимания – пыталась лихорадочно сообразить, что случилось и чего теперь ждать. Понадобилась короткая цепочка самых нехитрых умозаключений, чтобы сказать себе со всей уверенностью: хреновые дела. Не похоже это на дурацкую шутку – по части юмора от хана-плантатора следовало бы ожидать чего-нибудь более утонченного. Значит, влипли, моментально перешли на положение добычи, с которой что захочешь, то и сотворишь...

Это, разумеется, еще не повод, чтобы предаваться унынию – пока что ровным счетом ничего не произошло. Но перспективы вряд ли безоблачны и радужны...

И ведь не стоит себя винить! Опять-таки кто мог предвидеть заранее подобный оборот дела со стопроцентной точностью?

Скрипнула дверь. Вошел невозмутимый Гюнеш, по диагонали пересек камеру и остановился над Мариной, сложив руки на груди. Нельзя сказать, что он лучился злорадным самодовольством, но вид у него был чертовски уверенный, что было, в принципе, объяснимо.

После короткого раздумья на тему, к о г о именно изображать, Марина сердито сверкнула глазами:

– Что это за фокусы? Не боитесь, что ответить придется по полной программе? Вы, мать вашу, здесь все же не цари и не боги...

– Безусловно, моя юная и очаровательная госпожа, – ответил Гюнеш невозмутимо. – И я, и мой повелитель бесконечно далеки от мысли полагать себя самыми сильными и могущественными. Но все же, согласитесь, люди делятся на две категории – на тех, кто находится в лучшем положении и тех, кто пребывает в худшем. Сдается мне, вы находитесь в гораздо худшем положении, чем я...

– Это если думать, что вам такое сойдет с рук. А если – нет…

Гюнеш тонко улыбнулся:

– Любезная красавица, мы здесь не дикари и живем безусловно не затворниками. Пока вы приходили в себя, я кое-что проанализировал и поручил выяснить кое-какие детали... «Принцесса», и в самом деле, чрезвычайно похоже, подверглась нападению. Она сидит на мели у берега – точнее, уже не она, а ее обгорелый остов. Корабль сгорел дотла... Не похоже, чтобы имелись спасенные. А это позволяет считать вас не важными персонами, которых непременно станут искать со всем усердием, а погибшими при катастрофе. Вас более не существует, вы мертвы, а это делает ваше положение еще более невыгодным... наше, соответственно, еще более выигрышным. Но это еще не все. Я примерно представляю себе, как выглядят высокие дамы, развлекающиеся путешествием по реке. Простите, вы на них категорически не похожи, даже если учесть все причуды, которых не счесть у хозяев жизни... Категорически не похожи, – с расстановкой повторил он. – Простая дорожная одежда, пистолеты, карта... Я не знаю еще, что произошло на «Принцессе», было это нападение дикарей или что-то другое. Но одно мне совершенно ясно: не похожи вы на знатную госпожу, пусть даже спутник ваш – именно тот, за кого себя и выдает. По моему ничтожному мнению, там имела место некая пока непонятная мне авантюра, очередная грязная игра, которыми, увы, так богат наш несовершенный мир... И я с учетом всего этого не советовал бы вам изображать высокую особу, пугать неосуществимыми, не имеющими ничего общего с реальностью угрозами... – он поднял палец: – Покорность и благоразумие! Только при соблюдении этих условий у вас есть шансы...

– На что? – быстро перебила Марина.

Он не улыбнулся, ответил с каменным лицом:

– На возможность сделать вашу участь гораздо менее трагической...

И повернулся к двери. Вновь изменился в мгновение ока: чуть ли не пополам согнулся в поклоне, снова стал ниже ростом и вроде бы искренне пытался стать совершеннейшей крохотулькой, на два пальца от пола...

Сначала вошли два здоровенных и колоритных субъекта – усачи в просторных шароварах и подобии расшитых жилеток на голое тело, наголо бритые головы, рожи разбойников с большой дороги, а мускулы такие, что разбираться с этими приятными людьми следует с помощью пулемета и издали.

Оба бесшумно – босые были – заняли позицию у Марины за спиной, придвинулись совсем близко.

Послышалось легкое, мелодичное звяканье, и в дверях появилась особа совсем иного рода. Девица лет пятнадцати, напоминавшая ожившую куклу: воздушный наряд из чего-то белого и розового, в распущенных черных волосах поблескивают золотые цепочки и сверкают самоцветы, а звяканье, как сразу выяснилось, исходит от многочисленных браслетов на тонких руках. Невероятно ухоженная была девица, с первого взгляда ясно, и очаровательная – фея из восточных сказок. Вот только смазливая мордашка была, пожалуй что, неприятная: не злая, не сердитая, даже не угрюмая, но личико исполнено вовсе уж запредельной спеси, превосходящей всякое разумение настолько, что она переходила в полнейшую отрешенность. Словно на всем белом свете существовала в качестве полноправной человеческой личности только эта кукла, а все без исключения остальные индивидуумы были даже не пылью под ногами – чем-то еще презреннее и незначительнее. Марину даже некоторое смятение прошибло – это не классическая балованная дочка властного папы, даже не капризная восточная царевна из сказок, нечто похлеще...