Трое

Ей не удалось закрыть дверцу шкафа. Господи! Мешал оттопыренный локоть Александра. Связанные руки касались дна шкафа и в этой скрюченной позиции торчали наружу. Как бы она ни толкала и ни прижимала дверь, локоть мешал ей. Наконец она сама залезла в шкаф и положила его чуть на бок, чтобы он привалился в угол. Локоть больше не мешал ей.

Несколько секунд она смотрела на него. Как долго люди остаются без сознания? Она не имела представления об этом. Она понимала, что для верности стоило нанести ему еще один удар, но боялась убить его. Все же взяла бутылку и даже вскинула ее над головой, но в последний момент нервы отказали, и, опустив бутылку, она просто захлопнула дверцу шкафа.

Сев на панель, она перевела стрелку на «Передачу», выбрав ту рацию, которая уже была настроена на волну «Копарелли» и склонилась к микрофону.

– Вызываю «Копарелли», ответьте, пожалуйста.

Она ждала. Ничего.

– Вызываю «Копарелли», ответьте, пожалуйста.

Молчание.

– Черт бы тебя побрал, Нат Дикштейн, да говори же со мной. Натаниель!

Нат Дикштейн стоял у кромки люка «Копарелли», глядя на бочки с металлизированным рудным песком, который так дорого обошелся им. В нем, на первый взгляд, не было ничего особенного – просто большие черные металлические бочки с надписями на их округлых боках. Ему хотелось открыть одну из них и посмотреть на их содержимое, просто увидеть, что оно собой представляет, но крышки были плотно приварены.

У него было убийственное состояние. Вместо радости победы его не покидало ощущение тяжелой утраты. Его совершенно не волновали террористы, которых ему довелось убить, он скорбел о павших товарищах.

Он снова припомнил ход боя, чем занимался всю бессонную ночь. Если бы он приказал Аббасу открыть огонь, как только очутился на палубе, это могло бы отвлечь федаинов и дать Гибли возможность перебраться через борт, а не принять в себя пулю. Если бы он сразу же бросил трех человек с гранатами на штурм мостика, кают-компанию удалось бы занять раньше и многие остались бы в живых. Если бы… но были сотни тех ходов, которые он мог предпринять, если бы он был способен заглянуть в будущее или хотя бы был поумнее.

Ну что ж, по крайней мере, у Израиля теперь будет атомная бомба и он навечно сможет защитить себя.

Но даже эта мысль не принесла ему радости. Год тому назад она привела бы его в восторг. Но год тому назад он еще не знал Сузи Эшфорд.

Он услышал голоса и обернулся. Похоже, кто-то бежал по палубе. Видно, у кого-то приступ морской болезни.

Сузи изменила ему. Она дала ему понять, что в жизни существуют и другие радости, кроме счастья победы в бою. Он постоянно вспоминал тот день, он думал о пришедшем к нему потрясении, и она всегда была в его мыслях, она ждала его, готовая разделить с ним его радости, его триумф. Но теперь ее не было с ним рядом. И никого не будет. И в этом одиноком празднестве для него не было радости.

Он очнулся от забытья и полез по трапу из люка, думая, что же ему делать весь остаток жизни. Он выкарабкался на палубу. Посыльный матрос чуть не налетел на него.

– Мистер Дикштейн?

– Да. В чем дело?

– Мы обыскались по всему судну ради вас, сэр… Это рация, кто-то вызывает «Копарелли». Мы не отвечаем, сэр, потому что мы больше не «Копарелли», не так ли? Но она говорит…

– Она?

– Да, сэр. Ее слышно совершенно ясно – она говорит, а не стучит по азбуке Морзе. Ее четко слышно. И она взволнована. «Говори со мной, Натаниель», это ее слова и что-то такое, сэр.

Дикштейн схватил матроса за отвороты куртки.

– Натаниель? – выкрикнул он. – Она сказала «Натаниель»?

– Да, сэр. Простите, если…

Но Дикштейн уже мчался к мостику.

Сквозь треск разрядов прорезался голос Ната Дикштейна.

– Кто вызывает «Копарелли»?

Внезапно Сузи потеряла голос. После всего, что она пережила, звук его голоса заставил ее ощутить беспомощность.

– Кто вызывает «Копарелли»?

– Ох, Нат, наконец-то.

– Сузи? Это Сузи?

– Да, да.

– Где ты?

Она собралась с мыслями.

– Я вместе с Давидом Ростовым на русском судне «Карла». Записывай. – Она передала ему координаты, курс и скорость, которые точно запомнила со слов старшего помощника. – Это данные на 4.10 утра. Нат, судно собирается вас таранить в шесть утра.

– Таранить? Зачем? Ах, да, понятно…

– Нат, они каждую минуту могут засечь меня в радиорубке, что нам делать, быстрее…