Наперегонки со смертью

Петр Никанорович сказал, что по вечера Козырь бывает в бильярдной под названием "Снукер". Я видел вывеску этого заведения и знал, где оно располагается, но внутри бывать не приходилось.

Не скажу, что я вовсе не умею катать шары, – отнюдь. Когда-то, в глубокой юности, я даже был помощником маркера дяди Кузи, который, как теперь принято говорить, держал четыре бильярдных стола в курортной зоне моего родного городка. Он лично соорудил прямо на пляже из металлической, так называемой панцирной, сетки достаточно просторное помещение, крытое шифером, и долгие годы безбедно пожинал плоды своего труда, пока и не преставился.

Дядя Кузя был великим мастером. Это я понял гораздо позже – когда начала варить моя бестолковка. Мало того – старый маркер имел незаурядные артистические способности.

Даже старожилы не смогли раскусить его неподражаемое лицедейство до конца. Сколько я его помню, он всегда прикидывался посредственностью в искусстве игры на бильярде.

Обычно дядя Кузя вычислял приезжих лохов с солидной мошной, больших любителей поупражняться с кием, и ловко подставлял их местным записным игрокам. Которые обдирали зажиточных курортников как липку. С этих спектаклей дядя Кузя имел очень неплохой навар. Он "работал" под проценты с выигрыша. И смею уверить всех, кто не знаком с миром бильярда, что дядя Кузя за курортный сезон мог накосить денежек раз в десять больше, чем самый знаменитый академик за год.

Но когда в его сети попадала особо крупная рыба, дядя Кузя потрошил ее лично. Нужно было видеть, как он ловко притворялся, играя с богатым лохом по маленькой. Обычно поначалу дядя Кузя проигрывал и страдал от этого безмерно. По крайней мере, так казалось со стороны. Он суетился, ронял кий, в азарте бегал, как молодой лось, вокруг стола, чтобы найти "хороший" шар, а когда рассчитывался за проигрыш, то едва не плакал. Так продолжалось дня два-три, пока богатенький Буратино не доходил до нужной кондиции.

И тогда начиналась обдираловка. Уверенный в своих силах и возможностях, противник дяди Кузи швырялся деньгами с удивительной легкостью и беззаботностью. Его можно было понять – он думал, что уж в очередной партии он точно положит этого шустрого старикана на лопатки. Тем более, что дядя Кузя с неподражаемым мастерством продолжал свой спектакль. У него даже руки дрожали. Но как-то так получалось, что совершенно нелепые, с виду бестолково катающиеся по зеленому сукну шары почему-то оказывались в лузе. Даже когда дядя Кузя казалось бы откровенно мазал.

Однако, самым интересным было то, что проигравшийся в пух и прах клиент так и не мог сообразить как ловко его обули. Он считал, что старикану просто крупно повезло. Тем более, что дядя Кузя, получив и впрямь большие деньги, плакал – как думали почти все, от радости. И представьте себе – настоящими слезами. Но только я знал, почему. Старый мастер разводил слякоть из-за того, что лучшие годы уже далеко позади и возможно это его последняя игра.

Меня он заприметил сразу. Уж не знаю чем я ему понравился. Наверное не детской серьезностью. А может худой детдомовской одежонкой. Но факт, как говорится, был налицо – дядя Кузя определил меня в свои помощники. Я мыл полы, чистил сукно столов, покупал мелки, бегал в магазин за водкой и закуской для игроков и даже сидел на кассе, что считалось высшим проявлением доверия к моей несолидной персоне. Кстати, зарплату он положил мне по тем временам вполне приличную. Что для такого оборвыша, как я, было словно манна небесная.

Учить меня игре дядя Кузя начал только на второй год нашего сотрудничества. С осени, так как летом это было просто невозможно из-за большого наплыва желающих покатать шары. Когда заканчивался сезон, дядя Кузя закрывал сетчатые стены бильярдной деревянными щитами и консервировал оборудование до следующего лета. То есть, прятал шары и кии, а столы (кроме одного, самого дряхлого) упаковывал в полиэтиленовую пленку и складывал в большие ящики.

Вот на том столе, скрипучем патриархе, я и вкусил впервые желанный плод удивительно занимательной игры. Я приходил на пустынный пляж после уроков, и по жизни одинокий дядя Кузя, уже истопивший печку, гонял меня до седьмого пота, ставя удар и ведя бесконечные нравоучительные беседы. Наверное, я был для него чем-то вроде комнатной собачки – и пообщаться есть с кем, и забот почти никаких. Даже выгуливать не нужно.

Между прочим, несмотря на то, что у дяди Кузи была своя квартира, он большей частью в холодное время года жил в бильярдной. Там он, кстати, и помер – в аккурат под Рождество.