Если вам далеко за тридцать, а любимый муж ушел к другой, — это еще не...
«Кофе. Мне нужен кофе!»
Женя выглянула из кабинета. Жужжание принтера, гул голосов, звонки телефонов обволокли ее болезненным туманом. Мысли путались. «Попрошу Юлю сделать мне кофе!.. Хотя какой кофе – Юли нет… А до столовки я не дойду…»
Она вернулась в кабинет, упала в кресло, обхватила голову руками…
Без двадцати двенадцать Кева подъехал в тот двор на улице Королева, где проживала «бабушка» – то есть подозреваемая Юлия.
Сегодняшняя пара наблюдателей теснилась в темно-синей «девяносто девятой» с тонированными стеклами.
Кева остановил «мерс» метрах в двадцати от «девятины».
Прошелся по свежему снежку. Открыл заднюю дверь «девятки», уселся на сиденье. Впереди возвышались два бритых затылка. У одной головы в ухе торчал наушник. В машине было накурено. Среди крепкого сигаретного духа Кева уловил слабый аромат «ганджи» – марихуаны.
– Кайфуете, следопыты? – спросил Кева голосом, не предвещавшим ничего хорошего.
– Все путем, – отозвался один из бритых. Полуобернулся, осклабился: – Тихо, спокойно.
– Давно – «тихо, спокойно»? – иронически поинтересовался Кева.
– Чего? – крякнул второй охранник.
– Давно козу пасете? – с глухим раздражением спросил Кева.
– С шести утра, – покорно отрапортовал бритый.
– А ее саму слышали, семафоры? – столь же иронически осведомился он.
– Кого, бабулю?
Оба стремщика давно поняли, куда клонит Кева, но валяли дурку: делали вид, что они тут ни при чем, дело их – маленькое и хата их с краю.
– Слышали вы ее, говорю? С шести часов-то? – таким же спокойным голосом уточнил Кева. – Пердела она? Ссала? Дрочила? Подмывалась?
Тот, что был с наушником, виновато пожал кожаным плечом.
– Вроде нет. Дышит тихо.
– А ну дай. – Кева протянул руку. Первый бритый быстро и виновато вынул наушник, протянул на заднее сиденье боссу. Кева вложил его в левое ухо.
«…Продолжается визит президента России в Южную Корею, – донесся до него хорошо поставленный телевизионный голос. – Сегодня президент дал завтрак в честь южнокорейских бизнесменов. На деловом завтраке присутствовало около ста пятидесяти местных предпринимателей. Меню завтрака включало в себя жареного тунца с грибами под суфле из икры, суп с мясом краба, выдержанным в укропе…»
Ни единого звука, свидетельствующего о присутствии человека в квартире, до Кевы не доносилось.
Он выдрал наушник из уха, протянул его первому.
– Давай-давай, – похлопал его по плечу. – Слушай, просвещайся. Потом нам политинформацию прочтешь. А ты, – он ткнул кулаком в плечо второму, – пошли со мной.
Через три минуты Кева с бритым напарником звонили в квартиру Юли.
Как и следовало ожидать, им никто не открыл.
Дверь в квартиру девки оказалась обычной, не стальной. Крытая драным дерматином. Замок тоже обыкновенный, английский.
Кева достал из внутреннего кармана куртки гарнитур[29]. Знаком приказал напарнику отойти к лестнице, посматривать. Подобрал подходящую отмычку, всунул в замочную скважину. Непринужденно, словно родным ключом, отомкнул дверь. Махнул напарнику – они вошли. Затворили дверь.
Чувствовалось, что в квартире – пусто. Только звучал-надрывался телевизор: «…Премьер-министр заявил, что Россия очень заинтересована в итальянских инвестициях…»
Кева бросил напарнику:
– Стой у двери.
Сам прошел в комнату.
На комоде полыхает, разговаривает телевизор. Дверца платяного шкафа распахнута. На диване валяется пара впопыхах брошенных платьев, перекрученные колготки, коробка с туфлями. Полное ощущение того, что отсюда спешно эвакуировались. Спасались бегством.
Кева раздраженно щелкнул пультом телевизора. Наконец-то стало тихо. Прошел на кухню – в коридоре покорно переминался с ноги на ногу охранник.
На кухне сразу заметил у стены пластмассовую, дочиста вылизанную плошку. Рядом – блюдечко с водой. Открыл холодильник. Сразу бросилась в глаза баночка с кошачьим кормом «Муркас».
Кева достал початую банку. Позвал: «Кис-кис-кис-кис…»
Квартира оставалась столь же тихой и нежилой, как и три минуты назад.
– Здесь жил кошак, – подумал вслух Кева (его тяготила мертвая тишина квартиры). – Теперь кота – нет.
Внизу, выйдя на улицу из Юлиного подъезда, Кева спросил у виновато уменьшившегося в размерах неудачливого охранника:
– Козу только слушали? Или писали – тоже?