Обогнувшие Ливию

Принесли останки крокодила, и Астарт все понял. Племя поклонялось крокодилам. Финикийцы убили священное животное.

Астарт был в отчаянии. Мореходы угрюмо молчали за его спиной. Он пытался объяснить вождю, что в их далекой стране совсем другие законы, что нельзя губить людей только оттого, что в разных землях разные законы. Вождь же объяснил ему, что смерть любого крокодила предшествует смерти кого-то из людей. Это бесспорно. И еще он сказал: умершие люди обращаются в крокодилов. Так ты понял, вождь чужаков, что вы совершили? И если суждено сегодня умереть человеку, то пусть он будет из чужой деревни, из твоей, вождь чужаков! Когда твой воин умрет в нашей деревне, мы будем чтить его наравне с другими священными животными. Решай, кому остаться здесь.

И вождь тронул жилистой рукой тяжелую палицу.

Финикийцы обсудили свое скверное положение без криков и эмоций. Они не стали выяснять, кто больше виновен в убийстве крокодила — Рутуб, Анад или Астарт, позволивший разделаться со зверем. По обычаю полагалось бросить жребий, когда дело касалось человеческих жертвоприношений на костре или в морских волнах. У кого-то нашлась игральная кость. Жребий бросили. Умереть выпало Мекалу.

Мекалу…

Все были потрясены несправедливостью судьбы. Мекал, лучший, может быть, изо всех, добрый и мужественный… Юный мореход стоял, помертвев, с закрытыми глазами, и дыхание его почти прекратилось. Он не реагировал больше ни на что. Он старался привыкнуть к мысли, что должен умереть. Но он не мог, не хотел с ней смириться!

Вождь с палицей на плече в сопровождении толпы колдунов и старейшин приблизился к ним. Не расспрашивая (все понял по виду Мекала), взял его за руку. Юноша встрепенулся, вырвался.

— Я сам пойду! — торопливо произнес он.

Астарт заскрежетал зубами. Броситься в драку, изрубить мечами колдунов и вождя? А там будь что будет, пусть полягут все финикийцы, пусть никогда не дойдет корабль до земель обетованных!

У могучего ливийского вождя лицо было добрым и озабоченным. Убить человека — ему неимоверно трудно. Хотя наверняка он не однажды убивал. Ибо вождь.

— Стойте! Остановитесь! — Астарт вновь попытался заговорить с ними, объяснить, убедить. Законов много, хороших, плохих, разных. Сколько людей, столько и законов. Преступили по незнанию закон, который не разрешается никому нарушать. Что же теперь?! Неужели люди бессильны перед законами, которые сами создают?

Ливийцам тоже не хотелось проливать кровь. Вождь с тяжким вздохом опять уселся под диковинным деревом и положил палицу на колени. Мекала посадил у своих ног. Мекал смотрел застывшим взглядом в никуда. Вскоре у дерева собрались все до одного морехода, а также ливийцы с окрестных деревень. Все ломали голову, как обойтись с законом.

Ахтой через посредство Астарта объяснил вождю и колдунам египетский обычай помещать в гробницу вместо живых людей ответчиков — ушебти.

Пожалуй, выход! Но ливийские колдуны не очень-то были настроены верить каким-то статуэткам. В конце концов изваяли из глины и дерева грубого идола, весьма приблизительно похожего на Мекала. Ахтой и Саркатр лепили голову, так как более других разбирались в подобных делах. На это ушло несколько дней, в течение которых ливийцы и мореходы оставили все свои обыденные дела.

И чернокожие, и хананеи волновались. Если колдуны не вдохнут жизнь в глиняного Мекала, значит, живой Мекал все-таки должен умереть.

Нещадно палило солнце. Чернокожая девушка играла с крокодилом на мелководье. Она таскала его за хвост, переворачивала вверх брюхом, шлепала ладонью и смеялась. Крокодил не очень торопился удрать. Похоже, он был доволен. Мореходы сидели на берегу и уже ничему не удивлялись. Потом старуха ливийка, видимо мать девушки, принесла живую трепыхавшуюся курицу и бросила в воду. Хищник тотчас обрел стремительность, схватил птицу и, подняв над водой морду, будто давясь, проглотил.

— Вот! — сказал Астарт уныло. — Кормят своего сородича.

И вдруг он подумал: какое же надо иметь терпение и того более — доброту, чтобы приручить крокодила, свирепей которого нет в мире! Огромная сила — терпение и доброта. И воистину счастлив тот, кто обладает даром большой доброты. Или кто способен овладеть этим даром.

С последними лучами солнца Ахтой и колдуны объявили: чудо свершилось! Вождь племени не мешкая разбил палицей глиняного Мекала. Финикийцы бросились обнимать друг друга. Мекал некоторое время сидел без движения, затем вскочил и с ликующим воплем понесся вокруг деревни. Такой скорости от него никогда не ожидали.