Обогнувшие Ливию

Перепуганный начальник послал самого быстроногого солдата в лагерь с устным донесением начальству. Вскоре прибежала запыхавшаяся подмога: мускулистый жрец Нейт, больше похожий на воина, и вслед за ним тощий лекарь с кожаным мешком — Астарт с трудом узнал в нем Ахтоя. Искатель истины еще более высох и почернел. Они встретились взглядами. Ахтой понял, что тут опять одна из безжалостных проделок Астарта.

Армейский жрец, облаченный в леопардовую шкуру, провел наскоро молебен и, бросив в воду кусочки папируса с магическими иероглифами, объявил: злой дух так напуган, что уже безвреден.

Солдаты гурьбой полезли в воду. И когда с громким бульканьем исчез еще один, все выскочили на берег и едва не изрубили жреца.

— Мои молитвы бессильны, — объяснил жрец, — там несколько злых духов. В таких случаях следует убивать того, кто полюбился демонам.

— Я его сейчас насквозь! — Начальник отряда поднял с земли свое копье.

«Бедный Астарт, — подумал с дрожью Ахтой, — ты понапрасну отяготил обе свои души^[1] кровавым грехом…»

Но финикийца в воде уже не было. Солдаты с суеверным ужасом смотрели на, мутную заводь с плавающим хворостом и бурыми листьями. Один только всплеск обратил бы их в бегство. Астарт понимал это. Припав к земле за буйным кустом боярышника с пунцовыми розетками плодов, он отвязал от ноги короткое бедуинское копье. Все тело его сотрясала дрожь, а зубы сами собой выстукивали сумасшедший ритм. Трюк с копьем ему дорого обошелся: он уже не смог бы уйти от погони. Поэтому он собрал последние силы и метнул копье. Начальник отряда свалился в воду.

Солдаты в панике карабкались на скалы, и жрец в леопардовой шкуре был впереди всех.

«Как страшен мир, как страшен человек…» — Ахтой закрыл лицо руками.

Финикиец подошел к нему, еле волоча ноги.

— Брось убиваться, опальный жрец, — прошипел он со злостью Сета, Мота и всех демонов преисподней, — вот твоя проклятая истина, бери же, она мне не нужна.

— О чем ты, безумец?

— Ты искал истину, на которой держится мир. Я нашел ее, когда сидел в воде. Вот она: чтобы выжить, твори зло. Чтобы быть счастливым, сделай несчастным ближнего! Чтобы достичь своей мечты, убей мечту другого. В проклятом мире должны быть проклятые истины. Ты не рад? Где твое блаженство? Ведь свершилась цель твоей жизни!..

— Нет, Астарт, это истина шакалов, а не людей. Она мне тоже не нужна.

ГЛАВА 5

В городе детства

«Привет, могучий Тир, хитрый Тир, продажный Тир! Я люблю тебя, мой Тир, моя беспощадная родина. Люблю твои стены, увитые плющом, люблю шум базаров, и гаваней, люблю матросские драки и песни, люблю завывание базарных пророков и торгашей, люблю и вас, лысоголовые жрецы, убийцы всего прекрасного. Я люблю тебя целиком, Великий Тир, со всеми твоими дворцами и кучами навоза. Прими в свое пьяное чрево блудного сына…»

Астарт стоял на крепостной стене, вдыхал ветер с моря, напоенный брызгами прибоя и запахами соли, водорослей, древесной смолы. В гавани разгружались сотни кораблей. По гнущимся, стонущим сходням бегали потные рабы с тюками, бочками, корзинами… У самых крепостных стен, в шапках грязной пены и прибойного мусора, сражались плоты тирских мальчуганов. Здесь ковалась слава тирских мореходов. Много поколений известных всему миру кормчих породила эта мелководная лужа. Она же когда-то определила и жизненный путь Астарта.

Среди яркой бушующей толпы возвышались всадники на рослых конях из Киликии — стражники Совета старейшин Тира, высшего органа власти, выше которого лишь царь и воля богов. В отряды стражников набирались только отпрыски могущественных семейств, родовой знати Тира. То и дело над морем голов и корзин проплывал роскошный паланкин какого-нибудь сановника-кораблевладельца, настоятеля храма или хозяина заморских факторий. Тут же на пристанях начинался крупнейший в Средиземноморье базар. Впрочем, весь Тир — сплошной базар. В любом закоулке столицы в любое время дня заключались умопомрачительные по масштабам сделки, продавалось и покупалось все — от людей до пуговиц. Каждый житель столицы, да и всей державы в целом, был купцом. Каждый из кожи лез, чтобы утвердиться на рынке и смять конкурента. И все — от нищего, собирающего подаяние у храмов, до царя Итобаала — держали нос по ветру, улавливая малейшее изменение в рыночных делах.

Ахтой тонул в океане красок и звуков. Ликующий Астарт тащил его куда-то, тряс за плечи, что-то кричал ему в лицо и был подобен сотням одержимых, носившихся сломя голову по всем улицам Тира, и островного, и материкового.

---

1 Древние египтяне считали, что в человеке две души. Ка — духовный двойник человека дается ему при рождении и покидает тело после смерти — олицетворение жизненной силы. Ба — душа, переживающая человека. Чтобы воскресить покойника в «загробном царстве», считали египтяне, необходимо уберечь тело от разложения. Ба возвращалась, и человек, например, мог принять пищу и т. п. Отсюда обычай бальзамирования трупов.